Татьяна Устинова - Миф об идеальном мужчине

– Давай подумаем, – предложил Игорь. – Подумаем спокойно.

– Как же! – сказал Андрей и пнул ногой желтую тумбу своего письменного стола. – Подумаешь тут спокойно… Если все это действительно… то ее тоже вот-вот прикончат, а мы даже мотивы не установили.

Будь проклята его работа, будь проклята Клавдия, с которой он внезапно вознамерился прожить оставшуюся жизнь, будь проклято все на свете!

– Тебе в отпуск надо, – сказал Полевой.

– Мне надо кого-нибудь к Ирине на дачу отправить, – хмуро поправил Андрей. – Где Димка с Ольгой? А нам с тобой надо к Мерцаловым ехать. Боюсь, что это все-таки… брат. А? Как ты думаешь?

– Поедем, Андрей, – сказал Полевой, поднимаясь. – В машине додумаешь.

– Леонид Андреевич, – сказал майор Ларионов спокойно, – все-таки вы должны объяснить нам, где вы были ночью первого сентября. Мы установили, что дома вас не было, так что давайте примем этот печальный факт как данность, и вы постараетесь больше нам не врать. Идет?

В шикарном кабинете повисло молчание. Это было такое огромное, плотное, объемное молчание, что его можно было разрезать на куски и продавать за хорошие деньги любителям тишины. Леонид Андреевич Мерцалов медленно поднялся из кресла, в котором, очевидно, читал по вечерам, или принимал пациентов, или покуривал короткую английскую трубку, подставки для которой были расставлены во всех комнатах. Он воздвигся так величественно и монументально, что Андрей понял: возиться с Мерцаловыми они будут очень долго, а время катастрофически уходило. Он прямо-таки чувствовал этот песок, стекающий между его грубых пальцев. Песок, который он никак не мог удержать в горсти и от которого зависела жизнь Клавдии Ковалевой, в этом он не сомневался.

– Я была совершенно уверена, что этим все и закончится, – в плотной тишине сказала Лидия Петровна Мерцалова, обращаясь к мужу. – Не нервничай, Леня, я прошу тебя, все разъяснится. Я сейчас же пойду и позвоню….

Но Андрей не желал ничего слушать про министра внутренних дел и его супругу.

– Если вы хотите звонить нашему начальству, Лидия Петровна, – сказал он галантно, – то вам придется подождать, пока мы уйдем. До тех пор к телефону вы не подойдете. Я не предъявляю вам никаких обвинений, я просто хочу знать, где был Леонид Андреевич в ту ночь. Я знаю, что он поехал искать Сергея и что вы, Лидия Петровна, несколько раз звонили своему младшему сыну и очень волновались потому, что его не было дома. Где был ваш муж? И где был ваш сын?

Впервые в жизни Андрей своими глазами увидел, как у человека пропало лицо. Оно только что было и даже выражало негодование и презрение и еще какие-то сложные чувства, и вдруг оно исчезло. Лица, по крайней мере того, что было, внезапно не стало. Оно превратилось в жалкую и страшную маску, отдаленно похожую на то, прежнее, очень благородное и красивое лицо Лидии Петровны Мерцаловой.

Андрей отвернулся.

Уцепившись длинными костлявыми пальцами за край стола, Мерцалов-отец сел обратно в кресло, и рука его как будто помимо его воли бессильно поехала по наборной деревянной крышке и потащила за собой бумаги, газеты, ручки, подставку для щегольской английской трубочки.

Андрей смотрел, как все это исчезает за краем стола и с шуршанием валится на пол.

Ему было совершенно наплевать на этих людей. Он не верил в их чувства и не хотел им сочувствовать. Они-то как раз были для него просто работой.

Сергей не был. И Ирина не была. И Клава Ковалева не была тоже. А эти двое интересовали майора Ларионова постольку, поскольку могли сообщить ему нечто такое, чего он пока не знал сам.

– Мы ждем, – сказал он майорским голосом. – Поторопитесь, пожалуйста.

– Да, – даже не сказал, а выдохнул Леонид Андреевич Мерцалов и стал шарить рукой по столу в поисках своей трубочки. Очевидно, он так и не увидел, что свалил все на пол. – Да. Нам следовало догадаться, что вы в конце концов все-таки узнаете. Я так и думал, я знал, что так и будет…

– Леня, перестань, – приказала Лидия Петровна, но как-то жалобно приказала, без прежнего королевского высокомерия.

– Лида, Лида… – забормотал Леонид Андреевич и прикрыл глаза. Морщинистые веки дрожали, на старческих ресницах показались слезы. Андрей смотрел ему в лицо, и ему казалось, что он присутствует на репетиции трагедии “Макбет”. От злости у него даже задергалась жилка под левым глазом – верный признак скорого взрыва бешенства.

– Да! – вдруг снова страстно воскликнул Леонид Андреевич. – Да! Мне придется сказать вам, но знайте, что он ни в чем не может быть виноват. Ни в чем… Он просто очень самолюбивый, очень ранимый и очень гордый мальчик.