Татьяна Устинова - Олигарх с Большой Медведицы

– Дима, если бы я тебя слушалась, ты бы весь сегодняшний день пролежал в ванне. Мертвый. И не только мертвый, но еще и обгоревший. Ты хоть это понимаешь?

– Да, – согласился Белоключевский. – Понимаю. Я еще сто раз скажу тебе спасибо, но сейчас мне надо довести дело до конца.

– Ты опять говоришь, как хренов Шерлок Холмс!

– Я не могу сказать по-другому! – крикнул он. – Я ничего не могу тебе объяснить, потому что сам еще не все понимаю!

– Объясни то, что понимаешь!

– И этого не могу, потому что у меня нет никаких доказательств и… подтверждений! Все будет вечером.

– Хорошо. Хорошо. – Лиза сложила руки на коленях и уставилась вперед, в метель. – Скажи мне, кто убил Свету.

– Я не знаю.

– Как она оказалась в гараже?

– Я тебе уже говорил. Ты привезла ее в своей машине. Никаких других вариантов нет.

– Каким способом ее убили?

– Не знаю.

– И зачем?! Зачем ее убили?!

– Это самое главное, чего я не знаю. Но повторяю еще раз. Лиза, тот, кто пытался убить нас, не имеет никакого отношения к смерти твоей сотрудницы. Ее он точно не убивал. Хотя очень странно, что все сошлось в одной точке.

– В какой?

– В твоей конторе.

– При чем здесь моя контора?!

– Я думаю, что как раз именно контора ни при чем.

– Дима!

Он притормозил и помигал, съезжая со МКАД в сторону Рощина. Вот и пост ГАИ, с которого бабушка вернула шестнадцатилетнего Белоключевского, когда он ехал покорять сердце Даши или Маши, сейчас уже точно не вспомнить.

Теперь уже близко, рукой подать.

– Я отведу тебя домой, – сказал Белоключевский каким-то странным тоном, ранее Лизой не слыханным.

Из этого тона следовало все, что она когда-то читала о нем в газетах и видела по телевизору.

Он олигарх, богач, умница и делец, каких свет не рождал.

Его сделки с самыми знаменитыми нефтяными корпорациями то сотрясали, то, наоборот, успокаивали мировые фондовые биржи. «Шелл» давал кредиты российским предпринимателям только под поручительство Белоключевского, а «Де Бирс» долго интриговал, чтобы именно он подписал контракт на добычу якутских алмазов, и остался ни с чем – победить олигарха на уровне интриг было невозможно. Он то сдерживал, то отпускал цены на нефть и позволял ОПЕК думать, что это именно ОПЕК диктует цены. Американский президент встречался с ним во время официального визита в Россию. Их было всего трое, русских, допущенных до «первого» американца – Тимофей Кольцов, Ахмет Баширов и Дмитрий Белоключевский, и ни один из них потом не сделал ни одного заявления для прессы. Каждый в свое время вяло промямлил, что встреча прошла в деловой, но дружественной обстановке, и только.

Его стиль жизни пытались копировать бизнесменчики помельче и поуже, потому что именно он и был тем, что называется «гордостью отечества», – молод, хорошо образован, очень богат, деловит и умен. Его благополучно миновали малиновые пиджаки и зауженные брюки из блестящей ткани, а также перстни с бриллиантами и рубашки с воротником-стойкой. Он одевался в Лондоне и был консервативен от макушки до шнурков на ботинках. Он охотно общался с прессой, казался совершенно открытым и доступным, но почему-то всегда чудилось, что он смеется над журналистами и над теми, для кого предназначены его интервью. За этот его тон, которому невозможно научиться, за легкую насмешку в черных прищуренных глазах те самые бизнесменчики готовы были отдать полжизни. Но угнаться за ним было невозможно. Твидовые пиджаки, гольф и «Мэйбах», подаренный жене вместо банального «Мерседеса», как будто стеной отделяли его от всех остальных «самых богатых». Его шашни с самыми сказочными красотками мира обсуждались серьезными и именитыми журналистами в их серьезных и знаменитых программах – тоже абсолютно серьезно. Репортажи с его свадьбы – очевидно, номер два, если третьей женой должна стать Лиза! – занимали первые полосы всех глянцевых журналов. Репортеры и особенно репортерши взахлеб описывали наряд невесты, оценивали количество и стоимость каратов, а также количество и стоимость гостей. До покупки футбольных клубов и теннисистов с мировым именем он никогда не снисходил, но однажды купил на аукционе в Лондоне и подарил Русскому музею коллекцию картин стоимостью в несколько миллионов фунтов стерлингов.

А потом его посадили и разорили. Причем разоряли, именно когда сидел, – останься он на свободе, ничего с ним поделать было бы нельзя, только убить, а убить его тогда все-таки не решились.