Татьяна Устинова - Пороки и их поклонники

Маша смотрела на него во все глаза.

– Быстро! – закричал он, как будто собравшись с силами. – Быстро, Маша!

– Что?

– Быстро обувайся, и поедем : Ну! Быстро! И принеси мне телефон! – вслед ей крикнул он.

В этот момент ему даже в голову не пришло, что из ванной можно выйти и самому взять телефон.

– Какой телефон, Володя?

– А-а, ну тебя! – прорычал Архипов и выскочил наконец из ванной. – Он же мне сказал, что вы вешали картину, которую я свалил! Он сразу мне сказал! А я ничего не понял! А когда я увидел труп, картина стояла у стены! У стены, понимаешь?!

– Ты сошел с ума.

– Я не сошел с ума. Макс мне сказал, что вы разговаривали о родственниках и вешали картину!

– Вешали.

– А когда я пришел и нашел труп, картина стояла у стены. Ты понимаешь?!

– Это важно?

– Это, черт возьми, все объясняет. А еще он был в ботинках!

– Кто?!

– Труп.

– Ну и что?

– Лизавета всех заставляла снимать ботинки. И ты мне первым делом велела, чтобы я снял ботинки.

– И… что?

– Если бы ты его пустила, ты заставила бы его снять ботинки. Это совершенно естественно. Раз он был в ботинках, значит, пустила его не ты.

Архипов все метался по комнате, искал телефон – забыл, где в его квартире этот самый телефон. Тинто Брасс смотрел на него с удивлением. Он никогда не видел хозяина в таком смятении.

Маша Тюрина подошла, сунула трубку ему в руки и проговорила тоненьким голоском:

– Володя, я никого не убивала.

Но он не слушал ее.

– Федор Кузьмич, это Володя Архипов, – выпалил он в трубку.

Ехать в захватанных кровавыми руками брюках нельзя, и одной рукой Архипов стал расстегивать ремень. Маша издалека смотрела на него с изумлением.

– Федор Кузьмич, я через полчаса приеду, привезу вам три картины. Посмотрите их? Только прямо сейчас. Нет, сейчас! Федор Кузьмич! Я вас прошу!.. Я приеду и все вам объясню! Я сам еще точно не знаю!

Прыгая на одной ноге и то и дело перекладывая телефон с одного плеча на другое, Архипов швырнул брюки на диван и стал делать Маше знаки, чтобы она принесла ему джинсы.

Маша знаков не понимала. Она посмотрела на Архипова без штанов и отвела глаза.

– Федор Кузьмич, это просто три картины. Я знаю, что их нарисовал Александр Васильевич Огус. Огус, говорю! Не знаю, на одной вроде незабудки в банке. Да, да, странно. Я тоже. Его приемная дочь мне сказала, что он никогда в жизни не рисовал картин. Ну, минут через двадцать, если пробок нет.

Он нажал кнопку и сунул трубку себе в нагрудный карман.

Маша подошла к нему и вытащила трубку.

– Куда мы должны ехать?

– В Лаврушинский переулок. Федор Кузьмич Монахов, друг моего отца. Он известный эксперт живописи, что ли, или черт знает чего…

– Ты думаешь, что картины Александра Васильевича – такая ценность? – с сомнением спросила Маша.

Архипов нашел наконец джинсы и натянул их.

– Я думаю, что Александр Васильевич тут вовсе ни при чем! – закричал он из спальни. Пальцы саднило, неудобные “болты” на штанах никак не застегивались. Маша стояла в дверях и все отводила глаза. – Лизавета в последний раз пришла с зонтом. Все это – зонт, Машка! Зонт, понимаешь! Видно только зонт, а то, что под ним, не видно! Конечно, она – привидение, и зонт ей ни к чему, но она-то пришла с зонтом!

– Володя, ты заболел.

Ему некогда переубеждать ее!

– До вечера, – заявил он, – моя болезнь будет протекать без осложнений. К вечеру случится кризис, и ты меня будешь лечить или сдашь в психбольницу. Я бы предпочел, чтобы лечила ты сама. Кстати, кто такой Олег Якименко? Ну, который навещал тебя в твоем горе?

– Никто, – ответила она фальшиво, – коллега.

– Коллега, – повторил Архипов.

Он застегнул ремень, с отвращением оглядел свою рубаху, но переодевать почему-то не стал и за руку поволок Машу к двери.

– Ты должна мне помочь. Тинто, ко мне!

Архипов выскочил на площадку, вывел Машу – Тинто вышел сам – и быстро и привычно открыл все три замка Лизаветиной двери. И скрылся за ней.

– Маша, – приглушенно позвал он оттуда, – заходи. Только не шуми!

Все это время шумел только он один, но все же он вожак стаи – хоть и несколько запоздавший с прозрением, – и Маша должна об этом помнить.

– Какие картины? Эту я уже взял. А еще какие?

Маша приложила ладошки к щекам.

– Ну, быстрее, быстрее!

– В тетиной комнате картины. Там грач на ветке и сирень, по-моему. Грач мне нравится больше. Когда я маленькая была, тетя мне все время про него рассказывала, про этого грача. Как он прилетел из теплых стран, как рад весне и тому, что он дома…