Алексей Макеев - Девушка из низшего общества

– Больше добавить нечего? – поинтересовался капитан.

– Никак нет, – почему-то по-военному отчеканил Корнеев.

– Ну что же, процедура опознания окончена, – объявил капитан Достов. – Понятых попрошу расписаться в протоколе опознания и большое спасибо статистам и понятым за участие в опознании преступника.

Понятые, статисты и опознающий засуетились и гуськом двинулись к двери.

– Ну что теперь скажете, господин Гладышев, – насмешливо, я бы даже сказал глумливо, произнес полицейский, когда в комнате вновь остались двое конвойных, я и Достов.

Признаться, я был потрясен. Трюк капитана с предъявлением свидетеля удался на все сто процентов. Я не придавал значения мужику с бесформенным, словно тесто, лицом с ноздреватой кожей и бусинками-глазами, с которым мы вчера столкнулись у дома Арсеньевой. И уж понятия не имел о том, что он подглядывал в дверной глазок и видел, как я вошел в квартиру к молодой женщине, и поставил о том в известность опрашивающего соседей убитой полицейского. И вот теперь в самый неожиданный момент капитан, словно шулер, доставший из рукава козырный туз, предъявил мне этого свидетеля. Делать было нечего, под напором неопровержимых улик мне пришлось признаваться.

– Э-э-э… я в самом деле, – промямлил я, словно во рту у меня была каша, – был в квартире Арсеньевой, но она мне дверь не открывала. Когда я поднялся на седьмой этаж и позвонил в звонок у квартиры девушки, никто мне ответил. Я позвонил еще раз, и снова тишина. Тогда я надавил на дверную ручку и дверь открылась. Я вошел в квартиру и обнаружил в ней мертвую Арсеньеву.

– Вот как?! – недовольно проговорил капитан. – Вы и сейчас продолжаете отказываться от совершения вами преступления!

А что же он хотел, чтобы я взял на себя чужую вину?!

– Да я не совершал его, Вячеслав Семенович! – воскликнул я с жаром. – На самом деле все так и было, как я вам обо все рассказал. Поверьте мне, у меня нет абсолютно никакого мотива убивать девушку.

– Зачем же вы тогда к ней пришли? – задал резонный вопрос капитан Достов.

– Ну я, – проговорил я нерешительно, уж очень мне не хотелось признаваться в истинном положении дел, в том, что я расследовал кражу в семье Шереметьевых, но делать нечего, придется признаться, как говорится, своя рубашка ближе к телу. – Я… в общем… отец этого самого Андрея поручил мне расследовать произошедшую в его доме кражу крупной суммы денег.

– Пригласил вас расследовать?! – Капитан до того изумился, что уголки его опущенных губ приподнялись и выражение лица стало веселее. – Какое отношение вы имеете к расследованию краж?

Я не стал говорить, что я частный сыщик, постольку поскольку никакой лицензии у меня нет, постарался обойти этот острый для меня момент.

– У меня есть кое-какие способности для расследования подобного рода дел. Вот Шереметьев и пригласил меня помочь ему найти вора.

– Гм… – изрек полицейский. – Ладно, какое бы вы там дело ни расследовали, вы подозреваетесь в убийстве гражданки Арсеньевой Татьяны Александровны. Это я вам официально объявляю. На этом моя работа с вами заканчивается, дальше пускай с вами разбирается полицейский из следственного комитета.

Я еще некоторое время посидел в кабинете у капитана, пока он заполнял протокол допроса, затем расписался в протоколе и конвойные отвели меня в обезьянник ОВД. Там я просидел примерно с час, затем конвойные, все те же два дюжих мужика, вошли в обезьянник, надели на меня наручники и вывели во двор, где мою персону поджидал специальный микроавтобус с решетками на окнах. В этом микроавтобусе меня отвезли в суд, где высокая, лет сорока пяти женщина-судья с рябоватым лицом зачитала мне текст постановления о моем аресте. Затем конвойные на том же транспорте отвезли меня в следственный изолятор и сдали с рук на руки местным конвойным.

Следственный изолятор – это комплекс зданий, обнесенный высоким забором с колючей проволокой поверх него, рассчитанный на пять тысяч человек. Состоял он из здания самого следственного изолятора – прямоугольная пятиэтажная коробка из кирпича с зарешеченными арочными окнами, очень мрачная на вид; административного здания; церквушки; столовой; спорткомплекса; медчасти; гаража и контрольно-пропускного пункта.

После того как на меня оформили документы, меня проводили по гулкому коридору здания следственного изолятора в одну из камер. Камера, в которую я попал, была примерно три на пять метров, в ней помещались четыре двухъярусные кровати, стол с двумя скамейками и туалет. Кроме меня, в камере были шесть человек – вполне сносные условия, даже еще одно свободное место оставалось, что меня очень удивило. По моим представлениям, камера – это большое помещение, до отказа забитое арестантами. Позже мне объяснили, что камеры следственного изолятора бывают двух типов: маломестные и общие. Общая как раз таки и забита под завязку зэками, где спальных мест намного меньше, чем самих заключенных, и потому иной раз приходится спать по очереди на нарах. В маломестные камеры попадает большинство новичков. Здесь каждый новичок на виду и такого новичка легче изучить. Через несколько дней его чаще всего перебрасывают в общую камеру, если он не представляет для оперов интереса. А если не переведут, то следует задуматься, какой интерес и для кого может представлять новичок. А интересы бывают трех видов: профессиональный интерес опера, желающего побольше узнать о совершенном вами преступлении; любительский интерес опера к содержимому кошелька родственников зэка и смешанный – профессионально-любительский интерес.