Виктория Платова - После любви

Вот оно! Началось… Сейчас Рудольф, незаменимый олень, потребует отполировать ему рога и копыта в качестве моральной компенсации.

– …Эта дорога, эта ночь – разве похоже на розыгрыш? Завтра утром ты будешь пить кофе в каком-нибудь парижском кафе. Разве это похоже на розыгрыш?

– Хорошо, хорошо… Я была не права. Но если уж ты так ему доверяешь, даже ни разу не увидев его…

– Он работал на моего отца. И это достаточная рекомендация.

– Если уж ты так ему доверяешь, то не лучше ли мне отправиться в Касабланку? Рассказать ему обо всем, что знаю. Так будет правильно.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Почему? Как он сможет защищать меня, не получив информации из первых рук?

– Тебе нельзя оставаться здесь, неужели ты не понимаешь?

– Я и не останусь здесь. Я уеду в Касабланку.

Возникшая на абсолютно ровном месте одержимость Касабланкой. Представляю, как это выглядит со стороны. Вчера ночью у меня была возможность понаблюдать за Сальмой, такой же одержимой. Касабланка, Ума Турман, «Кафе Рика» – если Сальма постареет на десять лет, так и не перекрасившись в blonde, так и не встретив Уму Турман, – чем она будет отличаться от меня? Ничем.

– …Я хотел сказать, тебе нельзя оставаться в стране, Сашa.

– Мне – нельзя. Но Мерседес Гарсия Торрес – можно. Она ведь чиста, как слеза.

– На всякий случай нужно подстраховаться.

– Что не такс этими документами?

– С ними все в полном порядке. Меня уверили в этом.

– А если меня завернут на паспортном контроле?

– Не завернут. В марракешском аэропорту тебе надо будет подойти к совершенно определенной стойке. К определенному человеку. Позже я покажу тебе его фотографию… Ну что ты смеешься, Сашa?

Доминик-конспиролог, Доминик – шпион с доской для серфинга – это и правда забавно. Я точно знаю, что в аэропорту мне будет не до смеха, но сейчас самое время оттянуться.

– Прости… Прости меня, пожалуйста. А королевские ВВС в операции не задействованы?

– С королевскими ВВС возникли сложности. Но и тех людей, которых удалось найти, будет достаточно.

– Хорошо. Мы больше не возвращаемся к этому вопросу. Твой детектив должен приехать в Эс-Суэйру?

– Он приезжает послезавтра.

– Передавай ему привет. От Мерседес.

– Непременно передам…

Оставшуюся часть пути мы с Домиником проводим в милых, ничего не значащих разговорах о прошлом Они нисколько не отличаются от нашего обычного трепа на вечерней террасе, под аккомпанемент не утихающих ни на минуту волн и песка, летящего со стороны океана. Я буду скучать – и по террасе, и по океану, и по песку. И по футболу в свете прожекторов, и по воздушным змеям, и по множеству вещей, входит ли в этот список Доминик?

Не уверена.

И все же я произношу еще раз:

– Мы можем улететь вместе.

– Я ведь уже сказал – это невозможно.

– Почему? Назови мне хотя бы еще одну причину, кроме тех, что были названы. Может быть, тогда я поверю тебе.

– Зачем тебе это нужно, Сашa?

– Что «это», Доминик?

– Чтобы я улетел вместе с тобой. Чтобы я был рядом. Все равно ты не сможешь дать мне того, чего я хочу. И, как тебе сейчас кажется, будешь постоянно думать об этом. И искать нейтральный способ для выражения благодарности. И вряд ли его найдешь.

– Но, Доминик…

– Подожди… В конечном итоге ты меня возненавидишь. Я бы – точно возненавидел. Запомни, Сашa: мне не нужна твоя благодарность. Любовь – да, но никак не благодарность. Ты ведь не сможешь меня полюбить, я прав?

Доминик не смотрит на меня, он сосредоточен на дороге. С той же интонацией в голосе он мог бы сказать: «В этом году океан намного грязнее, чем в прошлом, я прав?» или «Нужно перестелить пол в холле, я прав?». Доминик страшно далек от проблем экологии, а пол в отеле… После всего случившегося его будет перестилать кто-то другой.

– Я прав. Но я хочу остаться твоим другом, Сашa. Хотя бы другом, раз ничего другого не может быть. Чтобы ты вспоминала обо мне, улыбаясь… Чтобы ты просто вспоминала меня. Изредка, большего не нужно.

– Ты так говоришь… Как будто мы больше не увидимся.

– Увидимся, конечно, увидимся. Все рано или поздно образуется, ты снова вернешься в Эс-Суэйру, я снова начну расписывать доски, и мы…

– Доски! До сих пор не понимаю, почему ты поступил с ними так отвратительно, Доминик. Это было настоящим варварством.

– Еще большим варварством было отдать их тому хлыщу. Нет, совсем не потому, что он нравился тебе…

– Тогда почему?

– Я и сам толком не знаю. Понять это означало бы понять что-то важное. Такое же важное, как ты, Сашa…