Виктория Платова - После любви

– …Вы преувеличиваете, Слободан.

– Нисколько.

«Рено» стоит в довольно тихом местечке уже несколько минут, нас окружают однообразные фасады домов – если под однообразием подразумевать архитектурную сдержанность, буржуазную сдержанность, сдержанность цветов на этикетке бутылки хорошего вина.

Авеню Фремье выглядит вполне респектабельной.

Впрочем, после живописной и крикливой нищеты марокканских улочек любая европейская улица покажется респектабельной. Мерседес живет на авеню Фремье, так говорил Заратустра.

Слезайте, приехали.

Конец пути.

– …Нисколько не преувеличиваю, Мерседес. Я познакомился с вами и счастлив. Мне давно хотелось увидеть женщину, о которой Алекс говорит в превосходных степенях. И вот еще что… Мне кажется – он побаивается вас.

– А вот это – уж точно преувеличение.

На секунду мне даже становится жаль юнца с квелой бороденкой – так глубока пропасть его заблуждений относительно брюнетки, сидящей рядом.

– Нет, нет! Мерседес – это почти миф. Вы понимаете, о чем я говорю?

Все предопределено – случайностей не бывает – сегодня мне уже приходилось слышать занятную концепцию о мифе в истории Этого города, и во всех других историях тоже; грех не воспользоваться ею прямо сейчас, сию минуту.

– Остерегайтесь мифов, Слободан. Мифы имеют склонность втягивать человека в сомнительные истории. И что самое неприятное – искажать его сознание.

Я ничего не забыла, слово в слово повторив то, что сказал мне старик из Librairie, я добавила лишь имя, Слободан, общей стройной картины эта отсебятина не испортила. Но на то, как она подействовала на юного серба, – стоит посмотреть.

Юный серб впечатлен. . Подавлен.

Внимает моим текстам так, будто это – Нагорная проповедь Христа в оригинальном исполнении.

Рот Слободана приоткрыт; наглые, отливающие кафельной белизной зубы обмякли и сидят смирнехонько, теперь им и с тертой морковкой не справиться, не говоря уже о приличном куске мяса с кровью. Слободан смотрит на меня (да нет же, на Мерседес, на Мерседес!) почти с обожанием. Почти с вожделением.

Редко кто смотрел на меня так. И в жизни до Марокко, и в жизни в Марокко, кой черт – редко! никто и никогда не смотрел на меня так – ни те, кого любила я. Ни те, кто (как мне казалось)любил меня, серферы, кайтеры, любители воздушных змеев и искатели подружек на ночь отдыхают. Остается Доминик, но Доминик слишком толст и слишком застенчив, он не позволил бы себе даже намека на такой взгляд.

А этот парень – позволил.

Психопат, маньяк, тип, одержимый идеей убийства ради убийства; тип, переживающий окончание любой войны как личную трагедию, как плевок в лицо, и к тому же -

красавчик,

юный Аполлон (Адонис, Калигула, Ричард Гир),

снайпер и математический гений.

Пожалуй, из него можно извлечь еще массу достоинств. Если хорошенько покопаться. Если заглянуть под футболку без рукавов с надписью «Рональдиньо». Если заглянуть под брючный ремень, цвет которого не имеет ничего общего с цветом кроссовок, как поступила бы Мерседес, почти миф?

Именно так бы она и поступила:

Покопалась. Заглянула. Извлекла.

Невидимые токи перетекают от Слободана ко мне и обратно, проклятье, это не повторение истории со Спасителем мира. Это совсем другая история. В случае с Алексом все было гораздо более осмысленным, и желание обладать им поддавалось анализу и легко раскладывалось на составляющие, хотя тогда мне казалось, что дело обстоит совсем по-другому.

Нет, нет – иррациональное – совсем не Алекс.

Иррациональное – Слободан, он – не что иное, как воплощение мечты о безличном одноразовом сексе с владельцем велосипеда или владельцем мотороллера; или сексе в универмаге, рядом с полками, отведенными под кетчуп, видеонаблюдение за полками не ведется.

Слободан стоит большего.

Но не в моем случае. Разве что – в случае Мерседес.

– Вы именно такая, какой я вас себе представлял…

Почтительно заглушённый мотор не может меня обмануть – Слободан только того и ждет, чтобы втянуть меня в новый виток разговора, в новый курс лекций, в новый факультатив. И без воспоминаний о первом контакте с оружием не обойтись, они гораздо ярче, чем воспоминания о первом сексуальном контакте.

Я почти уверена в этом.

– Мне пора, Слободан. Спасибо, что подвезли.

Слободан заметно грустнеет, мысль о скором расставании с Мерседес причиняет ему боль – не сильную, но способную продержаться до ближайшего перекрестка.