Аркадий Вайнер: Умножающий печаль

– Рейс 252 прибыл из Парижа…

На стеклянном портале красовался огромный рекламный биллборд – сусально-клюквенный силуэт Москвы с кремлевскими башнями и церковными маковками, перечеркнутыми размашистыми словами цвета мяса: «This is another World» – это иной мир!

Ну полно! Так-таки совсем иной?

Навстречу нам ленивой развалочкой шагал красивый франтоватый подполковник, шутовски отбивающий земные поклоны:

– Какие люди! Как там у вас привечают – ю ар велком?

– Фомин! – обрадовался я. – Тысячу лет!

– Это деноминированными! – обнял меня Фомин. – А если нынешними – года два верных будет.

– Как жив?

– Сказка! Волшебный страшный сон – боюсь проснуться, – засмеялся Фомин. – Я, Серега, живу как Вий – поднимите мне веки…

– Живи, Фомин, как я, – не бойся. Я точно знаю: все возможные неприятности однажды произойдут. Чего заранее бояться?

– Все правильно, Серега! Я вот подумал, может быть, махнемся? Я – туда, ты – сюда. Ты ничего не боишься здесь, а я там, в Лионе, в Интерполе боюсь только уронить престиж Родины.

– Заметано! – легко согласился я. – Мне еще года полтора осталось пыхтеть, и ты меня сразу меняешь. Годится?

– А чего время зря терять? – озаботился Фомин. – Ты там поговори у себя – есть, мол, замечательный парень, прекрасно носит за начальством портфели, уживчивый, хороший аппетит, без вредных привычек, холостой…

– Как холостой? – остановил я его. – Ты что – с Галкой развелся?

– Ни слова о страшном… – прижал руку к губам Фомин.

К нам подошел майор-пограничник со стопкой паспортов в руках.

– Ваши документы готовы. Паспорт арестованного…

– Мне! – протянул руку Фомин. – Его паспорт будет у меня.

– Хорошо, – согласился я. – Я еду с вами или в министерство?

– Нет, – покачал головой Фомин. – Не с нами и не в МВД. Ты едешь с этими роскошными господами…

Фомин показал рукой на двух стоящих у стены парней, неподвижных, как камни, с немыми, ничего не выражающими лицами. Типичные «шкафы».

– В МВД поедем мы, вершители благородного дела грязного криминального сыска, будем пахать, колоть, не покладая рук и ног трудиться, – стебал неутомимо Фомин. – А вы, избранники фортуны, любимчики судьбы, заграничные тонкие штучки, вы пойдете, как завещал Владимир Ильич, другим путем…

Он махнул рукой, подзывая «шкафов»:

– Передаю его вам, бойцы, с рук на руки. Берегите его, лелейте и ласкайте…

Те молча, дисциплинированно, серьезно кивнули.

– Подожди, – вмешался я. – Я получил телеграмму от замминистра, от Степанова…

– Знаю, все знаю, – перебил Фомин. – Оне, в смысле их превосходительство Анатолий Иваныч, мне и велели тебя встретить и перепоручить этим бойцам…

– Куда? Зачем? – обескураженно спросил я. – Ничего не понимаю!

– Слава Богу! С возвращеньицем! Мы здесь так и живем всю дорогу – ничего не понимаем…

На парадной площадке у входа в аэропорт бушевала нормальная вокзальная суета. Хотя, конечно, здесь ощущался завышенный, антуражно-приподнятый уровень жизни – дорогие иномарки, лимузины с синими «рогами» моргалок и правительственными номерами, импозантный багаж, нарядные дамы, многие с породистыми собаками, разнообразные оглоеды с сотовыми телефонами, цветы у встречающих.

Здоровенный гаишник лениво разгонял подъезжающий транспорт с площадки перед большими стеклянными дверями, оцепленной для милицейского конвоя. Я попрощался с мрачным Котовым, поручкался напоследок с его коллегами розыскниками, моими парижскими спутниками и подошел к Смаглию:

– Ну что, Василий Никифорович? Хочу пожелать тебе здоровья, остальное – за судом и следствием…

– И тебе, земляк, не хворать! А вообще зря ты меня заловил, командир. Лучше мы бы с тобой в Париже сейчас гулеванили!

– Что поделаешь! Живем по понятиям – ты бежишь, я догоняю…

– Все по-честному! – согласился Смаглий. – Я тебе только один секрет открою: мы тут все по кругу бежим. И ты тоже. Неизвестно, кто кого догоняет…

– Так думаешь?

– Знаю! Как запыхаешься чуток – оглянись. У тебя уже на хвосте сидят.

– Обязательно оглянусь, – заверил я. – А за телефончик – спасибо…

Подошел ухмыляющийся Фомин, похлопал меня по спине:

– Все, все, все! В таких случаях в крематории говорят: пора-пора, прощайтесь, господа…

– Бывай, – засмеялся Смаглий и нырнул в «Волгу».

Фомин открыл передо мной дверцу джипа «чероки»:

– Давай поехали. Отправляю тебя – и мчим в Лефортово.

Один из «шкафов», которым меня перепоручили, покачал головой и коленом проворно застопорил переднюю дверцу: