Валерия Леман: Проклятие Стравинского

Выслушав наши объяснения, Савелий тяжко вздохнул и произнес трагическим тоном, что один из его питерских коллег, бывавший сто лет назад в Монтре, дал добрый совет: ночевать на скамейках набережной. Как говорится, тепло, светло и мухи не кусают. Мы с Соней, утомленные двухчасовым гнусавым соло несчастного соотечественника, обеими руками подтвердили данную информацию, а на вокзале Монтре поспешили исчезнуть из его поля зрения.

И вот теперь на торжестве открытия парень неожиданно предстал пред нами совершенно в другом ракурсе, мгновенно вызвав вспышку раскаяния. Хотя как лично я мог бы ему помочь? Оплатить отель, в котором радовался жизни великий Набоков?..

– …надеюсь, у организаторов этого фестиваля хватило совести не оставлять парня под открытым небом!..

Между тем Соня, крепко уцепившись за мой локоток, продолжала свой покаянный монолог.

– Клянусь, сейчас я бы рискнула переговорить с Мари насчет еще одного иждивенца. Тем более, полагаю, душка Паскаль нас поддержал бы.

Вот тут я на месте Сони всерьез засомневался бы! Очень милый и симпатичный сын Мари Венсе, великий специалист по компьютерам Паскаль, при всем своем благодушии и миролюбии на дух не переносил голубеньких ребят – это даже я за неполные два дня знакомства успел понять по его отдельным комментариям в адрес памятника Фредди Меркьюри на набережной Монтре. Я уже хотел было возразить подруге по этому поводу, как внезапно перед нами открылась жутковатая до нереальности картинка, в одно мгновенье заставив резко умолкнуть обоих.

Представьте себе: ночь в лиловых красках и оттенках, усыпляющий шелест деревьев, фонарь на тонкой ножке, на пару с гигантской луной льющий свой мягкий свет на скамейку с застывшим в грациозной позе Щелкунчиком на ней – в красном мундире и треуголке, с деревянным щелкунчиком в тонких пальцах рук и блаженной улыбкой словно нарисованных черным фломастером губ…

Существенное дополнение: парень в костюме Щелкунчика был нашим знакомцем Савелием Уткиным, и, судя по остекленевшему взгляду глядящих в черную вечность глаз, он был давно и безнадежно мертв.

Когда дело касается убийства и за работу берется полиция, все проходит примерно по единой схеме во всех странах мира, включая благостную Швейцарию: допрос с протоколом, нудные вопросы следователя и суровое подозрение в каждом взгляде, брошенном полицейскими на тебя – ушлого туриста, умудрившегося отыскать на мирной скамейке мирной аллейки жуткий труп.

Конечно, у швейцарской полиции есть своя особенность, немедленно проявившаяся, как только нас с Соней усадили в кабинете комиссара, представленного нам, как мсье Луи Криссуа.

– Не желаете кофе?

Это был первый вопрос рядового полицейского, после которого без малейшей паузы и ожидания ответа перед нами на столе нарисовались две симпатичные чашечки капучино с воздушной пенкой. Мы благодарно кивнули и немедленно отпили по благодатному глотку – право дело, после всех переживаний и хождения вокруг трупа на скамейке в ожидании прибытия полицейской машины это были поистине живительные глотки!

Почти тут же в кабинет вошел и, приветственно кивнув нам, уселся напротив бритый наголо господин в светлом костюме.

– Позвольте представиться: я – комиссар Криссуа, буду вести это дело, – произнес он, строго сведя темные брови к переносице. – А вы, – тут он взял листок бумаги, положенный полицейским перед ним, – а вы – это мсье Ален Муар-Петрухин и мадам Соня Дижон, русские туристы…

Прочитав бумагу до конца и отбросив ее на стол, комиссар несколько озадаченно посмотрел на нас. Соня, привыкшая к подобным ситуациям, пихнула меня в бок, и я довольно бойко пояснил:

– Да, мсье комиссар, мы с мадам Дижон оба проживаем в России, но отец Сони был гражданином Швейцарии, а мой и ныне проживает в городе Париже, от них – наши не совсем русские фамилии и хорошее знание французского языка. Задавайте свои вопросы, а мы постараемся на них ответить. И, если не сложно – можно еще по чашечке кофе?..

Стоит оговориться, что за свою недолгую жизнь я не раз становился участником расследования преступлений, а потому был довольно хорошо знаком с общей процедурой утомительных допросов. Но это швейцарское дело, которое началось с жутковатой «находки» на набережной Монтре, с самого начала отличалось от других щедрым кофейным ароматом.

Комиссар в ответ на мою просьбу кивнул, и вскоре перед нами появились новые порции бодрящего напитка, что, учитывая позднее время (шел третий час ночи), было особенно приятно. Не сговариваясь, мы с Соней залпом выдули по второй порции. Теперь можно было отвечать на все вопросы.