Екатерина Лесина - Проклятая картина Крамского

– Будто я подслушала ваш разговор…

Она смутилась. Точно. Она всегда легко смущалась и держалась в стороне ото всех, потому что была слишком высокой и тощей, чтобы соответствовать прежним канонам красоты.

Каланча.

А звали-то как… прозвище вот в памяти сохранилось, имя же… каланча-каланча…

– Вера, – представилась она.

«Верка-каланча… дай два калача»… Дурацкая фраза, напрочь лишенная смысла, а когда-то была едва ли не вершиной поэтической мысли…

– Илья.

– Я вас помню. Вы мало изменились.

– Вы тоже.

– Такая же тощая и длинная? – В сумраке не разглядеть лица, но Илье показалось, что Вера улыбается.

– Да. А я… Неуклюжий и мрачный?

– Не мрачный, скорее сдержанный.

Напросился на комплимент, называется. А и… пускай себе напросился.

– Прячетесь? – спросил Илья.

– Прячусь, – не стала отрицать очевидного Вера. – Вообще не понимаю, зачем сюда пришла…

– Как и я… Танька умеет быть настойчивой.

– И это правда. – Вера убрала планшет в сумочку. – Явилась… сижу вот… время теряю попусту… Надо бы домой, но одежда наверху и как-то вот… неудобно.

Именно. Неудобно. Потому что если подняться, то всенепременно кто-то пристанет с разговорами… или заведут речь о том, что встречу надо бы продолжить в ресторане. И кто-то будет пьян, кто-то зол, главное, отделаться от всех не выйдет.

– На диване вам удобнее будет, – нейтрально произнес Илья, потому что молчание затягивалось, и пауза эта раздражала.

А Танька куда-то сгинула.

Никак отвлекли.

– Наверное, но я…

– Прячетесь.

– Да. – Она все же рассмеялась тихим смехом. – Генка прицепился.

– И к вам тоже?

– Да. – Она все же выбралась из своего закутка. – А что, и вас…

– Предлагал поучаствовать…

– И денег просил?

– Именно. И у вас…

Странно быть на «вы» с человеком, с которым одиннадцать лет знаком был.

– Пять тысяч евро, – сказала Вера. – Я не дала.

– И я…

Снова молчание. Время тянется. Илья слышит, как тикают часы. В темноте только и виден, что белый их циферблат… Наверняка полночь близко.

– Хотите, я вашу куртку принесу? – Ожидание сделалось невыносимым. – А то и вправду пора уже честь знать…

– Хочу, – не стала кокетничать Вера. – Она такая… кожанка коричневая. Без воротника. Но с замка свисает брелок-дракон.

Надо же.

Брелок.

Дракон… у Верки-каланчи… Она до сих пор стесняется того прозвища, и поэтому сутулится, или просто уже в привычку вошло, и она не замечает за собой этой сутулости.

Спрашивать Илья не стал.

Вышел.

И поднялся по лестнице. Замер… Из-за первой двери, кажется, там был кабинет истории, доносились голоса.

– Послушай… ты не понимаешь! Это же сотни тысяч… миллионы! Да такие находки переворачивают весь мир! – Генка говорил страстно, пусть и язык его несколько заплетался. – Я же немного прошу… и увидишь, все вернется…

Мимо двери Илья прошел на цыпочках, хоть от такой предосторожности самому смешно было. Нашел кого бояться.

А в классе было пусто. Почти. Дремал за столом Васечкин и, когда дверь открылась, встрепенулся, уставился на Илью сонными глазами.

– Ты…

– Я.

Таньки нет. И одежды ее тоже нет… Значит, исчезла со всеми, нашла себе другую цель, решив, что Илья слишком неподатлив?

– А где все? – поинтересовался Илья.

– Так… уехали… бухать уехали… а меня вот бросили. – Васечкин всхлипнул. – Все меня бросили… и ты, Ильюха, бросишь…

– Всенепременно. – Илья подхватил свою куртку, на рукаве которой обнаружил темное жирное пятно. И Верину кожанку.

– Ничего. – Васечкин всхлипнул и вытер придуманные слезы ладонью. – Я вам всем… Я вам всем покажу!

– Покажешь.

– Вы про меня еще услышите… – Он бухнул в грудь кулаком, а после вновь лег на парту и захрапел.

А в кабинете истории было тихо.

Илья поспешно спустился этажом ниже и куртку Верину протянул.

– Вот. Все уже уехали в ресторан.

– И нас опять забыли.

– Сожалеете?

– Радуюсь, – спокойно ответила она, куртку натягивая. – А Татьяна уехала?

– Похоже на то… А что?

– Странно.

– Что странного?

Танька всегда была в центре компании, а порой и во главе ее. И поездку в ресторан с продолжением банкета она не упустила бы.

– Мне казалось, что она всерьез на вас нацелилась. А тут вдруг… уехала… как-то это не по плану.

О каком она плане говорит? Да и не плевать ли? Распрощаться. Уехать. И выкинуть из головы и планы чужие, и этот испорченный вечер.

– Татьяна развелась, – терпеливо пояснила Вера, отвечая на незаданный вопрос. – И развод, насколько я знаю, был весьма болезненным. Она храбрится, но на самом деле… Факты несколько искажены.