Наталья Александрова - Священный изумруд апостола Петра

Невзрачная женщина заглянула в остекленевшие глаза Михаила Михайловича, убрала трубку в карман, сняла перчатки, вышла в коридор и спокойно направилась к широкой лестнице.

Прежде чем капельдинер случайно нашел трупы, прежде чем в театре началась тихая паника, прежде чем там появилась полиция, прежде чем выходы из театра перекрыли, а у дежурного администратора случился сердечный приступ, невзрачная женщина вышла на набережную Екатерининского канала и смешалась с пестрой толпой туристов, бредущих к храму Спаса на Крови.

Она уже была в сотне метров от своего автомобиля (такого же невзрачного, как хозяйка), когда рядом с ней затормозила другая машина – черная, громоздкая, с затемненными стеклами.

Невзрачная женщина мгновенно оценила опасность и, прежде чем дверца черной машины открылась, метнулась в сторону, но тут же налетела на худощавого человека среднего роста, с невыразительным смуглым лицом и чуть раскосыми глазами. Этот человек схватил ее за локти и, ни слова не говоря, подтолкнул к черной машине.

Со стороны могло показаться, что невзрачной женщине стало плохо и человек с раскосыми глазами ведет ее к машине, заботливо поддерживая. Он втолкнул ее на заднее сиденье, сам сел рядом, и черная машина рванула с места.

Очутившись в машине, киллерша перевела дыхание и попыталась оценить свое положение.

Кроме нее и того человека, который втолкнул ее в машину, здесь был только водитель – она видела впереди его квадратный затылок и слегка оттопыренные уши.

Если бы ее хотели устранить – это сделали бы сразу, на месте, в оживленной, праздной толпе на набережной канала. Один незаметный укол или удар ножом в спину – и проблема решена. Лучше, конечно, укол каким-нибудь сильнодействующим, быстро растворяющимся лекарством – ни крови, ни лишних подозрений. Во всяком случае, сама она именно так и поступила бы.

Похитить человека гораздо труднее, чем убить.

Раз ее посадили в машину и куда-то везут – для этого могут быть две причины. Либо ее не собираются убивать, а только хотят получить от нее какую-то информацию, либо опять же хотят получить информацию и устранить уже после этого.

Впрочем, она – известный в определенных кругах профессионал, и убивать ее не имеет смысла: она не игрок в большой игре, а всего лишь орудие в руках того, кто ей платит.

Женщина покосилась на невозмутимого человека с чуть раскосыми глазами и спросила:

– Кто вы?

Ни один мускул на лице этого человека не дрогнул. Лицо его было так же невозмутимо, как прежде, а немного раскосые глаза делали его похожим на восточного идола.

– На кого вы работаете? – сделала женщина еще одну безнадежную попытку.

Результат был прежним – нулевым.

Женщина и не рассчитывала на ответ. Она только хотела увидеть, как отреагирует на ее слова этот человек, хотела проверить его реакции, его манеру поведения.

И она убедилась, что имеет дело с профессионалом.

Женщина откинулась на спинку сиденья и расслабилась, сквозь полуопущенные веки следила за дорогой.

Черная машина выехала из центра города, миновала Петроградскую сторону, Черную речку и оказалась за городом. Тут безмолвный спутник повернулся к женщине и, по-прежнему не говоря ни слова, завязал ей глаза черным шелковым платком.

Женщина не сопротивлялась.

Если ей завязывают глаза – значит, не собираются убивать. Это хорошая новость.

Лишившись зрения, она сосредоточилась на оставшихся у нее чувствах. Впрочем, слух и обоняние ничего ей не давали: она ничего не слышала, кроме ровного звука мощного мотора и шуршания шин по дорожному покрытию, не чувствовала никаких запахов, кроме обычных запахов хорошего автомобиля – запаха дорогой кожи и сладковатого, чуть приторного запаха освежителя воздуха.

Машина несколько раз свернула, и звук шин изменился: видимо, с асфальта они съехали на менее ровное покрытие.

Наконец машина остановилась.

С глаз женщины сняли платок, и она увидела, что машина стоит на участке перед загородным домом.

Участок был большой и тщательно ухоженный – клумбы, цветущие кусты, хвойные деревья. На участке стояла полная, удивительная тишина. Ни детских голосов, ни птичьего пения. Эта тишина казалась какой-то странной, неестественной.

Посреди участка стоял большой бревенчатый дом, сложенный из калиброванных бревен. Бревна в свете заходящего солнца казались золотыми.

Безмолвный человек выбрался из машины и сделал ей знак следовать за ним.