Нина Васина - Приданое для Царевны-лягушки

- Отчего он умер? - спокойно уточнил Платон и указательным пальцем сдвинул на столе пачку фотографий, образовав из них полураскрытый веер. Вытащил предпоследнюю снизу.

- Ну, от чего умирает мужчина средних лет с половыми органами в состоянии эрекции. От сердечного приступа, конечно, - с готовностью ответил Птах.

Теперь Платон внимательно разглядел фотографию огромной кровати и Богуслава на ней. Голого, раскинувшего руки и ноги в стороны, с открытым ртом и застывшим взглядом вытаращенных глаз.

Он еще раз посмотрел на первые фотографии, вызвавшие у него приступ тошноты, и теперь понял: то, что он принял за огромную резаную рану на теле, было в несколько раз увеличенным изображением небольшого надреза у самой подмышки со стороны груди, и надрез этот кто-то сделал специально, очевидно, уже после смерти брата, чтобы вложить туда яйцо богомола.

- Оно... живое? - не сразу справился со словами Платон.

- Яйцо? - наклонился к нему Птах. - Понятия не имею. Если вас это интересует, могу спросить в лаборатории.

Тут же, словно это в данный момент было самым важным, Птах подвинул к себе телефон и набрал номер. Платону Матвеевичу стало не по себе, он уже и не рад был вопросу, понятия не имел, зачем спросил о яйце богомола, и подумал, что может быть всего два варианта: яйцо живое или - неживое, вот и все.

- Что вы говорите? - удивился Птах и, выслушивая какие-то объяснения, сделал из своего рта подобие куриной гузки - выпятил губы и сжал их, словно собираясь подуть.

Он сидел на столе у самого монитора, расставив ноги и беспечно болтая ими иногда. Платон покосился на запыленные и изрядно поношенные ботинки маленького размера. Потом на свои - огромные, дорогие, итальянские, сшитые на заказ три года назад, но надевавшиеся им только в исключительных случаях. Он задумался, почему сегодня надел выходные ботинки, и зачем ему рассказывают странные подробности смерти брата, которого он не видел... восемь? Девять лет.

- Вы не виделись с братом лет десять, так ведь? - словно подстерег его мысли Птах, опуская трубку на аппарат.

- Да... С некоторого времени я не поддерживал контакт с ним и ничего не знаю о его жизни.

- Так уж и ничего? - не поверил Птах. - Газеты небось читаете. И криминальные сводки по телевизору могли видеть.

- Девять лет назад меня вызвали в управление делами и дали подписать бумагу, по которой я должен был сообщать о каждом контакте со своим братом. С того самого момента мы и не общались.

- Скажите, какой благонадежный бухгалтер! - повысил голос Птах. - Бумагу он подписал! А мне Думается, что вы перестали встречаться с братом совсем по другой причине.

- Мы говорили не о причинах нашего с ним отчуждения. Мы говорили о сроках, - мягко заметил Платон, обратив внимание, что от крика лицо Коли Птаха покраснело еще больше, а кончик носа побелел.

- Даже и не знаю, сможете ли вы узнать своих племянников за эти девять лет отчуждения, как вы изволили выразиться, Платон Матвеевич, - вдруг произнес Птах, поболтав ножками.

- Смогу, - пожал плечами Платон. - У меня есть их прошлогодние фотографии.

- И как вам эти сиротки? - не унимался Птах.

- Тогда они еще не были сиротами, - осторожно ответил Платон, - но в их прошлогодних лицах на фото интеллекта отслеживалось мало. Больше упорства в достижении цели.

- Да-да-да! - подхватил Птах. - Упорство с налетом умственной отсталости. Это вы правильно заметили - насчет интеллекта. Даже не знаю, как вы справитесь с такими упорными юношами.

- Что вы сказали? - напрягся Платон. - Это взрослые мальчики, то есть я хотел сказать - молодые мужчины. Если не ошибаюсь, они уже совершеннолетние! Постойте... Ну да, старшему - двадцать, а младшему...

- Скажите, пожалуйста! - с удовольствием в голосе перебил его Птах. - А ведут себя, как дети малые и неразумные! Давеча - не поверите! - украли из турецкого зоопарка обезьяну. Напоили ее шампанским и посадили за руль автомобиля со всеми вытекающими последствиями.

- Какими... последствиями? - почти шепотом спросил Платон Матвеевич.

- Ну, какими... Дайте вспомнить. К примеру, облили мочой полицейского, который их остановил. В следственном изоляторе старшенький выдрал из пола кровать и стол. Ерунда, конечно, но назвать их взрослыми людьми я бы не решился.

- Это, наверное, младший сделал - Вениамин. Он раньше был больше ростом и сильнее, - уточнил Платон, засмотревшись на крошечную бородавку на сгибе большого пальца своей правой руки и мучительно обдумывая, насколько такая мелочь заметна сидящему на столе собеседнику. - Где они сейчас?