Нина Васина: Приданое для Царевны-лягушки

- Никакой темы, - пришел в себя Платон. - Мой брат - Богуслав, и прозвище у него было соответствующее: Богуслав Омолов - вот тебе и Богомол. А я Платон, по-домашнему - Платоня, а потом - просто Тоня. Кукарачей я был недолго, когда танцевал твист под любимую песенку с пластинки, это время давно ушло.

- Но ведь все равно сходится! - азартно подмигнул ему Птах. - Кукарача и Богомол, а?

- Не сходится, - резко ответил Платон, уже жалея, что разоткровенничался насчет прозвищ.

- Вы ведь ночью не спали, да? - вдруг спросил Птах. - Вам еле смогли дозвониться после полуночи, вы потом не заснули уже?

- Заснул, - пожал плечами Платон. - Два года назад мне предложили стать народным заседателем в суде присяжных. Я отказался. Вот тогда я не спал. Две ночи. А сегодня спал, и отлично выспался, скажу я вам, потому что подумал, что вы меня пригласили на старое место работы уговаривать идти в заседатели. Но на эту тему я уже отнервничался и потому прекрасно спал.

- Вы ведь у нас в Конторе бухгалтером работали? - Птах посмотрел в какую-то бумажку и нахмурил брови.

- Сначала бухгалтером, а потом старшим экономистом, - кивнул Платон.

- Вы были на хорошем счету, - то ли спросил, то ли подтвердил Птах.

- А это потому, что я никогда не задумывался о ведомстве, в котором работаю, - с готовностью объяснил Платон. - Я только когда уже уволился, часто представлял себе, вот, к примеру, уборщицы, повара в буфете, женщины в отделе кадров - скромненькие такие, простенькие, раскрывают свое удостоверение перед охраной или в транспорте - что они думают? Насколько они осознают значение аббревиатуры в этой красной книжечке?

Птаха, похоже, совершенно не волновали мысли подсобных служащих Конторы.

- Ваш брат умер насильственной смертью, что, учитывая его образ жизни и вид деятельности, вполне объяснимо. Все было бы вполне объяснимо, если бы не капсула с яйцами тропического богомола у него в теле. Вы должны нам помочь.

- Тут я вам вряд ли чем помогу, - задумался Платон. - Никогда, знаете ли, не интересовался ни тараканами, ни их родственниками.

- Зря, - заметил на это Птах. - Родственниками всегда нужно интересоваться. У вас ведь есть племянники.

- Двое, - осторожно ответил Платон.

- Вам пятьдесят шесть, ваш брат был младше на пять лет.

- Почему это - был? - Платона вдруг возмутил казенный тон, которым Птах говорил о его брате. - Он всегда младший, а теперь с каждым годом разница будет только увеличиваться.

- Конечно, конечно... - успокаивающе заметил старичок.

Они помолчали, осторожно изучая физиономии друг друга.

- Значит, - вздохнул Платон, - хиеродуля - это?..

- Ваш китайский родственник, - серьезно заметил Птах.

Платон хотел было ответить резко, но только надул щеки.

- Обиделись? - не унимался Птах. - Хиеродуля - это китайский богомол. Вообще, скажу вам, я сам только недавно узнал об этих великолепных насекомых. Они вызывают у меня чувство большого уважения. Потрясающая невозмутимость, расчетливость в движениях, что для постороннего глаза кажется просто медлительностью - вот завидное искусство владения телом! - и смертельная подверженность сексу.

- У насекомых нет секса, - неожиданно для себя заметил Платон и вынужден был продолжить, выдержав насмешливый взгляд старичка. - У них этот обряд вызван жизненной необходимостью продолжения рода. Да, иногда ради этой необходимости они идут на смерть. Я не сразу заснул. Я слышал о самках богомолов и чем объясняется подобная жажда смерти. Если не ошибаюсь, большой потребностью в белке, чтобы обеспечить хорошее потомство.

- Вы не дослушали самое интересное. Самец богомола продолжает спаривание, будучи почти съеденным. Да-да, у вас вывалился наушник, я видел, а ведь после поедания древесной лягушки шли совершенно потрясающие кадры спаривания богомолов, где процесс не прекратился, даже когда самец остался без головы самка ее сожрала!

- Зачем вы все это мне рассказываете? - Платон не выдержал странного напряжения в голосе Птаха.

- Ваш брат умер во время полового акта. И если бы вы обладали хотя бы сотой долей невозмутимости и спокойствия богомолов и досмотрели все предложенные вам фотографии, вы бы и сами это обнаружили.

Платон Матвеевич медленно достал носовой платок и утер лицо. Странно, в этот момент он подумал о все еще мокром кончике галстука и сам себя поздравил за пристрастие к мелочам: в критические моменты жизни ему казалось, что посторонние обращают внимание на чистоту его обуви, состояние ногтей или стиль одежды, он отвлекался на всякую ерунду и тем самым "сохранял лицо".