— Я не знаю, где сейчас бильярдист. Несколько часов назад он играл в клубе и проиграл. Его друзья, как раньше делали в таких случаях, закинули его в мусорный бак недалеко от клуба, он там заснул и был увезен вместе с мусором машиной. Можете взять меня за руку, я говорю правду! — На всякий случай втискиваюсь подальше под полку.
Грустно покачав головой, Фундик достает… зажигалку!
— Вот этого не надо! — испугалась я. — Не стоит так делать, послушайте, я вас очень прошу!.. — На четвереньках выползаю из-под полки и бегу к гаражным воротам. Бьюсь в них, ворота содрогаются, я чувствую, что они закрыты на какую-то ерундовую защелку, но не могу ее нащупать.
Фундик выпрямился с зажигалкой и пульверизатором наготове.
— Не надо ее зажигать, прошу вас! Вы не понимаете, но это очень опасно!..
— Очень, — соглашается Фундик. — Это еще и очень больно.
Господи, этот кретин как раз закрывает своей задницей дыру в газовой трубе!
— Вы можете сильно пострадать или даже погибнуть!
— Какая самоуверенная девочка, — без всяких эмоций замечает Фундик. — И чем ты меня хочешь напугать? Бритвой в кармане?
— Давайте поговорим на улице, а?..
— Я не собираюсь с тобой говорить.
Фундик подносит зажигалку к пульверизатору, я кричу и закрываюсь руками и… Ничего не происходит.
Приоткрываю один глаз.
Удивленный Фундик щелкает зажигалкой, а пламени нет. Я нащупываю сзади себя защелку и пытаюсь открыть ее. Когда мне это удается, я с облегчением замечаю:
— Ну какой же вы придурок!.. Вы же чуть не убили нас обоих!
Не реагирует. Трясет зажигалку. Тут я понимаю, что, даже если мне удастся убежать, Фундик бросится следом, и что потом?.. Он будет таранить на дороге своим джипом “Москвич” с детьми или просто стрелять по колесам? Пусть уж лучше эта чертова зажигалка зажжется!
Я увидела слабый язычок пламени и удовлетворенную физиономию Фундика над ним, а потом раздался грохот, и меня вынесло в открывшиеся ворота, как загулявшую Мэри Поппинс, самым восточным из всех восточных ветров.
Когда подъехали пожарные и милиция, я лежала на газоне со стороны гаража, а Коля — со стороны входа в кухню, почти у калитки. Оказывается, озадаченный моим долгим отсутствием, Коля пошел проверить, не упала ли я в обморок, отравившись газом, а газа к тому времени собралось вполне достаточно, чтобы и его вышибить из дома ударной волной.
Дети все время, пока тушили дом, сидели в машине, а мы с Колей сначала лежали в “неотложке”, уверяя бдительных врачей, что все в порядке. На вопрос пожарного, что случилось, Коля начал было бормотать что-то невразумительное, пришлось взять инициативу в свои руки и объяснить, что в гараже они найдут тело секретного агента с оттопыренными ушами, который решил прикурить возле испорченной газовой заглушки.
И Коля, и пожарник посмотрели на меня как на сумасшедшую. А я от укола засыпала на ходу, с трудом шевеля конечностями, и мне даже удалось поспать больше часа в машине с Сюшкой и маленьким, потому что Коля ни в какую не хотел уезжать, пока дом не догорит. А пожарные его успокаивали, уверяли, что постараются сохранить большую часть дома, а Коля чуть не плакал, и его опять успокаивали: “Потушим! Даже крыша не рухнет!”
Я до сих пор не верю и никогда себе не поверю, что поехала с Колей к его родителям, в Москву. И почти месяц, в полнейшем беспросветном обжорстве, в постоянных рассказах о детских шалостях “маленького бегемотика”, в розовом постельном белье, я теряла ощущения собственного тела, превратившись в лежащую священную корову, которой в определенные часы приносят покормить чистого веселого младенца.
Иногда вечером, растекаясь амебами в креслах перед телевизором, мы с Колей находили друг друга глазами и не узнавали себя в отражении. Я слегка шевелила своими пальцами — ты ли это, поджигатель? Он слегка шевелил пальцами — привет, учительница пения!
Иногда я обнаруживала рядом с собой счастливую женщину — она рассказывала, что, слава богу, Коле больше не позволено работать в стриптизе. Потому что стриптиз бывает только ночью, а, по постановлению Московского правительства, подростки до восемнадцати лет не могут находиться после десяти часов вечера в общественных местах. Я не понимала ни слова — при чем здесь стриптиз и правительство? И засыпала на каждом ее сорок втором слове.
Папа с мамой весь этот месяц ходили на цыпочках, не спускали с рук маленького и читали нам на ночь книжки вслух. Они так радовались, что мы при этом засыпаем (Коля выдерживал до семидесяти пяти маминых слов, поэтому знает, чем Гаргантюа отличается от Пантагрюэля), так трепетно поддерживали в доме тишину и покой, что больше всего это напоминало прекрасную гробницу с отсутствием желаний и счастьем совершенно бесчувственного материнства.
Читать дальше