Марина Крамер - Судьбу не изменить, или Дамы выбирают кавалеров

— Ну, дело хорошее, — одобрил он, — уезжаем все-таки.

— И как это тебе удалось меня уговорить? — спросила Коваль, убирая босоножки под вешалку.

— Ну, я вообще способный, — ухмыльнулся муж, с интересом рассматривая ее стрижку. — Короче, что ли, сделала? — Он не любил стрижек и предпочитал, чтобы Марина носила длинные волосы, но она вот уже несколько лет, словно назло, стриглась все короче.

— Да, решила, что в жару пойдет. И потом, ну что такое волосы? Не зубы же, отрастут.

— Ты раньше, помню, так всегда говорила — отрастут или нарастим.

— Вот и сейчас не вижу проблем. Вернемся из Черногории — сделаю тебе подарок, приклею, так и быть, что-то подлиннее, — пообещала Марина, улыбаясь.

«Это хорошо, если тебе будет к чему их приклеивать — с твоими-то способностями влипать в неприятности, — мрачно подумал про себя Женька. — А то, не ровен час, вообще без голов останемся — и ты, и я».

— Обедать будешь? — спросил он, отвлекаясь от тяжелых мыслей.

— Буду. Не сомневаюсь, что ты приготовил что-то.

Ничего он не готовил, просто зашел в расположенный чуть дальше по их улице японский ресторан и заказал роллы — это сделать было проще всего, потому что не требовалось особенно объясняться. Ткнул пальцем в картинки, заплатил по счету, забрал упакованный заказ — и готово дело.

— Ты же не любишь, когда я встаю к плите, — улыбнувшись, поддел Женька, увлекая Марину за собой в кухню, где начал расставлять на барной стойке ее любимые блюда, извлекая их из холодильника.

— Я от твоей кулинарии толстею, — пожаловалась она, садясь на табурет.

— Толстеешь — где там! Ладно, вот тебе роллы твои, ешь.

Он выложил из потертого красного футляра на подставку хаси, которыми пользовалась только Марина, придвинул миску для соуса.

— А сам что?

— А сам не хочу.

Ему кусок не лез в горло от нехороших предчувствий и из-за того огромного клубка лжи, что пришлось накрутить, но Женька старался не демонстрировать волнения и прорывающейся изнутри тревоги. Главное — убедить ее, что все хорошо, заставить сесть в самолет, а там уж будь что будет.

Коваль с удовольствием пообедала, выпила чашку зеленого чая с лимоном, выкурила сигарету и сладко потянулась:

— Полежать бы…

— Так и полежи, кто мешает-то?

— Нет, поеду. Надо сегодня закончить все дела, чтобы не отвлекаться уже на них и спокойно собрать вещи.

Хохол только кивнул — ему самому не терпелось, чтобы Марина как можно скорее ушла из дома и он мог бы без помех позвонить тестю.

Еле дождавшись момента, когда Марина закрыла за собой калитку и села в джип, Женька взял телефон и набрал номер Виктора Ивановича. Тот словно ждал этого звонка, ответил почти мгновенно:

— Да, Женя, я тебя слушаю.

— Виктор Иванович, расшаркиваться у меня времени нет, потому про здоровье говорить не будем, — сразу начал Хохол, — вы мне вот что скажите, когда Дмитрий планирует в N. лететь?

— Через две недели. А что?

— Ну, значит, у меня пока есть время, — с облегчением выдохнул Женька, нашаривая сигареты.

— Время для чего, Женя? — насторожился тесть, и Хохол поспешил успокоить:

— Вы не волнуйтесь только. Мы в Черногорию улетаем, уговорил я ее все-таки. Хочу, чтобы хоть пару недель провела в покое, а то уже и Грег заметил, что она нервная снова и плачет по поводу и без. А если уж пацан заметил — значит, дело швах совсем.

— Ты сказал ей о Дмитрии?

— Пока нет. Не могу слов подобрать… да и тут еще новости не особенно приятные. Об этом вообще не знаю, как говорить буду. В общем, чует мое сердце, что дочь ваша через пару недель аккурат билеты в N. затребует, — со вздохом признался Женька, — и я этот момент хочу оттянуть, насколько будет возможно. Не могу придумать, как ей все это преподнести. Угораздило же сына вашего… других городов мало, что ли?

Виктор Иванович тоже вздохнул:

— Вот я ему тоже об этом сказал — зачем, мол, тебе город, в котором до сих пор помнят твою фамилию?

— Ну а он что?

— Мне кажется, он именно на это ставку и делает, — признался Виктор Иванович, — я много думал об этом и других причин просто не нашел.

— Ну и гнида сынок ваш, — процедил Хохол, которого попытка Дмитрия использовать имя сестры в своих целях разозлила до крайней степени, — и я даже извиняться перед вами за слова не буду.

Виктор Иванович промолчал — зная характер зятя, он прекрасно понимал его реакцию и извинений, понятное дело, не ждал. За то, что в свое время сделал Евгений для его дочери, старый журналист был готов простить ему многое, в том числе и нелюбовь к сыну. В душе Виктор Иванович был согласен с Хохлом — Дмитрий иной раз поступал непорядочно и не желал слушать никаких доводов. И если он, как отец, не может сделать выбор в пользу кого-то из детей, то Евгений от этого выбора освобожден — он защищает жену и не выбирает способов для этого, а действует как умеет.