Анна Литвинова: Дамы убивают кавалеров

Леня Коноплев даже представить себе не мог, что через пятнадцать минут на него свалится огромная беда. Настолько огромная, что накроет его целиком, с головой. Его самого – и всю его семью.

Он ехал по ночной столице на маминой «девятке». Уверенно рулил, небрежно курил (чего уж греха таить!) и наслаждался разворачивающейся перед ним красотой. В два часа ночи Москва чертовски красива.

На улицах ни души. Ртутные фонари. Самые эффектные столичные здания расточительно подсвечены молочно-белыми прожекторами. Бесполезно горят в ночи бензоколонки. У обочин, на автобусных остановках, бдительно светятся белые будки дозаправки иным горючим – спиртным и сигаретами.

Леня возвращался от Машки. Душа пела. Машка, кажется, любит его!

С обочины махнула рукой голосующая девушка. Молодая, стройненькая. Леня сбросил газ: отчего бы не подвезти крошку! «И денег с нее не возьму. Просто поболтаем о том о сем. Обменяемся на прощанье телефончиками…»

Леня перенес ногу на тормоз… Но… Но в последний момент передумал. Прибавил газку. Сейчас ему не хотелось ничьего общества. Он раздумывал впускать постороннюю в собственный маленький самодвижущийся домик. Говорить придется с девчонкой о чем-то… Не желал он, чтобы чужой человек мешал ему наслаждаться собственным счастьем.

В поздний час легко мечтается, когда человеку девятнадцать лет. И сейчас Леня воображал: он едет не на дребезжащей «девятке», а, скажем, на «Корвете». И не по Москве, а по какому-нибудь штату Орегон. И возвращается не в мамину квартиру, а, скажем, в собственный загородный дом. И ему уже не девятнадцать, а двадцать пять. И он не студент, а программист, работающий в… ну, например, в компании «Делл» – с ежегодным окладом сто тысяч «гринов»… А почему бы нет? В конце концов, сейчас он – лучший компьютерщик на курсе… И на Всемирную Олимпиаду в Кейптаун ездил. Америкосы запросто его возьмут на работу…

«Или нет, – воображал Леня. – Допустим, я еду во Французские Альпы… Отпуск в горах… И рулю я из аэропорта в заранее нанятый коттедж… А там меня уже ждет Машка… А может, и не Машка, а какая-нибудь Мэри… Или, допустим, Оливия, или Патрисия, или Кейт… Или никто конкретно меня не ждет, а просто мне предстоит тусоваться на горнолыжном курорте… А там будут и девушки, и новые друзья, и горный загар, и восхитительные трассы… И в багажнике моей машины лежат сумки с горнолыжным, самым прикинутым обмундированием. А на крыше авто на специальных держалках укреплен сноуборд – разумеется, фирмы «Форум»… И рассекаю я, конечно, не на русской «девятке», а на арендованном в аэропорту Гренобля культовом «Порше-911»…»

Мысли Ленчика витали далеко; левая рука небрежно рулила, правая переключала передачи. Щетки лениво смахивали с лобового стекла редкие капли июньского дождика.

Машин на Казанском шоссе мало. Ленчик видел в ночи огни не только ближнего светофора, но и те, что светились на двух следующих перекрестках. И он подгадывал скорость, чтобы все время проскакивать на зеленый.

Скоро поворот к дому. Вот и предпоследний светофор по Казанскому шоссе. Устойчиво горит зеленый сигнал. Ленчик прибавил скорость, чтобы успеть проскочить. Когда до перекрестка оставалось метров сто, разрешающий сигнал замигал. Ленчик полсекунды подумал: «Не тормознуть ли?» – но потом, напротив, прибавил обороты. В голове юноши мелькнуло: «Ночь… машин нет… пролечу на желтый…»

Перед самым перекрестком загорелся тревожный желтый свет. Еще имелось время, чтобы экстренно затормозить, но он, наоборот, в московском стиле, только прибавил газу.

Когда на скорости километров сто в час Леня вылетел на середину перекрестка, для него загорелся красный.

«Успеваю», – мелькнула лихая мысль.

В этот момент он почувствовал, как машину ударило что-то сбоку и сзади.

Леню бросило вправо, на дверцу. Улица бешено закружилась. Леня отчаянно понял, что «девятка» больше не слушается его. Огни, фонари, светофоры – все завертелось вокруг. Кажется, на пару секунд он потерял сознание.

Когда он очнулся, его машина стояла посреди перекрестка. «Кажется, я влип», – подумал Ленька. Мысли были далекими и отстраненными, словно все происходило не с ним.

Ничего не болело, но в голове странно шумело, словно мозги только что как следует встряхнули внутри черепной коробки. Ночной перекресток выглядел совершенно пустым.