Вульф глубоко вздохнул.
– Во-первых, – начал он, – я хотел бы знать, за что разжалован и даже изгнан инспектор Кремер?
– Формально – для перемены обстановки. В действительности – потому что он забылся и перестал учитывать положение людей, с которыми нам приходится общаться в процессе этого расследования, чем поставил Управление полиции Нью-Йорка в весьма неприятное положение. Нравится нам или нет, но существует такая вещь, как чувство соразмерности, ясное понимание того, кто ты и кто тот, с кем ты разговариваешь. С некоторыми лицами нельзя разговаривать как с обыкновенными преступниками.
– Кто оказал на вас давление?
– Разные круги, причем с такой силой и настойчивостью, что ничего подобного я еще не испытывал. Имена называть не хочу. Во всяком случае, это не единственная причина. Кремер впервые на моей памяти запутался и только мешал расследованию. Вчера утром, у меня на совещании, он, по-моему, вообще лишился способности здраво рассуждать. О чем бы ни заходила речь, он, как помешанный, сворачивал разговор на одну второстепенную деталь: не был ли десятый валик в том кожаном чемоданчике, который Бун перед смертью передал мисс Гантер.
– Значит, мистер Кремер считал очень важным найти этот валик?
– Видимо, если бросил на его поиски пятьдесят человек да еще потребовал пятьдесят.
– Это явилось одной из причин его отстранения?
– Не «одной из», а главной.
– Ничего себе! В таком случае, извините, вы тоже недалеко ушли от Эша. Я и не предполагал, что мистер Кремер самостоятельно додумается до этой второстепенной детали, – тем больше мое уважение к нему. Найти валик – значит найти преступника. Не найдем валика – убийца останется безнаказанным.
Скиннер с отвращением фыркнул:
– Вульф в своем репертуаре!.. Я так и думал, что вы пускали нам пыль в глаза. Вы же сказали, что знаете, кто преступник.
– Ничего подобного я не говорил.
– Нет, говорили!
– Нет, не говорил! – крикнул Вульф. – Я подтвердил только, что мне известно нечто такое, что дает представление о личности убийцы Ченни Буна и мисс Гантер. Я сказал также, что и вам известно то же самое. Вы знаете много такого, что неизвестно мне. И не вздумайте утверждать, будто я обманул вас, обещая в обмен на отмену ареста и изгнание Эша назвать имя убийцы и снабдить вас доказательствами его вины. Ничего подобного я не обещал.
Хомберт и Скиннер переглянулись, и некоторое время в кабинете царило молчание, потом Скиннер вяло заметил:
– Мерзавец вы все же!
– Но это означает, – с возмущением добавил Хомберт, – что вы ничего сообщить не можете, ничего не знаете и вообще не в состоянии чем-либо помочь нам.
– Помогаю, как могу. Вот, например, я плачу человеку двадцать долларов в день, чтобы он выяснил, не уничтожила ли мисс Гантер этот валик и не выбросила ли в мусоропровод своей квартиры в Вашингтоне. Я почти уверен, что не уничтожила. По-моему, она собиралась при случае использовать его.
Хомберт заерзал на стуле, словно его обожгло напоминание о необходимости искать какой-то паршивый валик.
– Может, вы все же скажете, – заметил он, – что именно известно вам – и нам, как вы утверждаете, – такое, что дает представление о личности убийцы?
Вульф покачал головой:
– Нет, сэр.
– Почему?
– Из-за вашего отношения к мистеру Кремеру. Если вы найдете мои факты заслуживающими внимания, в чем я почти не сомневаюсь, вы сейчас же сообщите их Эшу, и лишь Небесам известно, как он с ними поступит. Ну, а кроме того, я уже дал вам совет – лучший, на какой способен. Найдите валик! Поручите розыски еще сотне людей, а может, и тысяче. Во что бы то ни стало найдите валик!
– Да помним, помним мы о вашем проклятом валике! Вы лучше вот что скажите: как, по-вашему, мисс Гантер знала, кто убил Буна?
– Безусловно.
– Вас, естественно, устраивает подобная версия, – уныло проговорил Скиннер, – поскольку в таком случае отпадают подозрения против ваших клиентов. Если бы мисс Гантер знала, кто убийца, и это оказался бы сотрудник Национальной ассоциации промышленников, она немедленно сообщила бы нам. Следовательно, убийцей, если она действительно знала его, может быть кто-то из четырех: Декстер, Кэйтс, миссис Бун или Нина Бун.
– Ошибаетесь, – возразил Вульф. – Вы совершенно не учитываете одно важное обстоятельство. Скажите, что было до сих пор наиболее характерным во всей этой истории? Да то, что публика, не ожидая ареста убийцы и не пускаясь во всевозможные догадки о его личности, сразу же вынесла обвинительный приговор. Почти единодушно публика осудила не какого-то индивидуума, а целую организацию. Приговор гласил, что Ченни Буна устранила Национальная ассоциация промышленников. Допустим, мисс Гантер каким-то образом узнала, кто убил Буна. Допустим, ей стало известно, что убийство совершил молодой Эрскин. Вы думаете, что она тут же выдала бы его? По-моему, нет. Она была горячо предана интересам Бюро регулирования цен. Человек неглупый, она понимала, что, если по обвинению в убийстве будет арестован отдельный индивидуум, неважно кто, возмущение Национальной ассоциацией промышленников как организацией в значительной мере потеряет остроту.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу