Татьяна Степанова - Призрак Безымянного переулка

– У кого же, по-вашему, Дима, имелся мотив для таких действий? – снова повторила свой вопрос Катя.

– Во-первых, у той, которая, возможно, вспомнила подробности кошмара своего детства.

– У Лизы Апостоловой? А вы правда верите, что она что-то вспомнила?

– Она напала на Алису и укусила ее. Как когда-то, защищаясь, укусила другую свою мучительницу – Елену Ларионову.

– Это могло быть не четкое воспоминание, а просто… Ну, как вспышка, спровоцировавшая припадок, – сказала Катя.

– Согласен.

– Я вот только все думаю знаете о чем? – Катя на секунду умолкла. – История с укусом – она ведь произошла сразу после того, как в фабричном подвале были найдены останки семьи Якова Костомарова…

– Злые духи, что ли, в Лизу Апостолову вселились после того, как склеп вскрыли? – Лужков печально усмехнулся.

– Как мы убедились, злых духов в Безымянном предостаточно. – Катя вздохнула. – Мы, конечно, можем считать это совпадением, но… Наверное, вся эта жуткая история просто ждала своего часа. Тетка Алисы тогда сказала, что подвал надо замуровать, а кости не трогать.

– Так она же, так же как Алиса, от матери своей Авроры прекрасно знала семейную историю. И знала, кем были те семеро, которых расстреляли из «маузера». Когда кости нашли, она поняла, что все это правда. Так оно и было.

– А у кого еще был мотив нанести Мельникову те повреждения? – спросил Мещерский. – Говорите, Дима, а то мы и сами догадаемся.

– Конечно, у матери Лизы – Тамары Апостоловой, – ответил Лужков. – Я за ней наблюдал в отделе. На первый взгляд старуха в шоке, а на второй… Она ведь нападение дочери на Алису, тот укус могла истолковать так же, как мы. И связать с той старой историей. Мол, вот дочка что-то вспомнила и по-своему отреагировала. Она могла по-своему истолковать и категорическое нежелание Алисы в тот вечер вмешивать в дело нас, полицию. Помните, как Алиса от заявления отказывалась? Мы-то решили, что она Лизу полоумную жалеет. А она просто не хотела, чтобы в связи с именем Лизы всплыла та история о похищении. Мать Лизы и это могла заметить и по-своему истолковать: ага, не хотят, боятся. Чего? Хоть и были детьми тогда, а… Когда в том мае Лизу обнаружили, у нее на одежде имелись застарелые пятна спермы. Все тогда на маньяка грешили. А сейчас, после укуса, что? Мать Лизы могла вспомнить, кто входил в компанию Алисы в детстве. Единственный мальчишка – ее ухажер. Саша Мельников. Вот старуха и сложила дважды два в уме. В тот вечер сосед видел ее на лестнице и предположил, что она снова по дому ищет сбежавшую Лизу. Мне она сказала, что курила у мусорпровода. И что, мол, видела секретаршу Светлану. Тут она не солгала. А солгать могла в другом. Она могла тоже слышать ссору Алисы и Мельникова. Подойти к двери их квартиры уже после ухода секретарши. И услышать достаточно, чтобы понять, кто двадцать лет назад похитил ее больную дочь, кто издевался над ней и кто бросил без помощи умирать на привязи. Для матери нет срока давности, понимаете? У нее свой суд и своя расправа. Мать Лизы могла видеть, как Мельников ушел от Алисы. Она могла пойти за ним и в безлюдном Андроньевском проезде ударить по голове. А потом разбить ему яйца за то, что он издевался над ее дочерью.

– Так же, как против Алисы, у нас нет против Тамары Апостоловой прямых доказательств, – заметила Катя.

– Я хочу с ними поговорить, – сказал Лужков. – С ними обеими. С дочерью – насколько это возможно в ее состоянии. И с матерью.

– В духе омоновского чучела? – спросил Мещерский. – С криком и наездом?

Лужков лишь глянул на него. А Катя подумала: вот сейчас они отстаивают каждый свою точку зрения на это дело.

А у нее до сих пор нет никакой четкой точки зрения.

Возникает на мгновение – и пропадает.

Лопается мыльным пузырем, осыпается хлопьями мыльной пены.

Есть лишь ощущение иррациональности происходящего. И еще того, что все это – страсти… Страсти по Безымянному переулку.

– Надеюсь, Апостоловы дома, – сказал участковый Лужков, когда они все втроем приехали в Безымянный. Мещерский припарковал внедорожник прямо возле подъезда кирпичного дома.

Они вышли, сразу с головой окунувшись в серые вечерние сумерки, пахнувшие сыростью и осенью. И тут Мещерский сказал, обернувшись к Кате:

– Тебе лучше остаться и подождать нас в машине.

– Это почему? – удивилась она. – Я тоже хочу слышать, что скажет мать Лизы и как Лиза отреагирует.