Вит Ценёв - Протоколы колдуна Стоменова

Еще хороша фотокарточка или портрет художественный. Но самое средство сильное — земля могильная, где родня его похоронена. Обращаться с ней нужно осторожно, особенно если не ведаешь, для чего это надобно…

Все, Сергей Дмитрич, страшатся, когда покойничек снится, дурной приметой это считается, смерти предвестником. И правда, и неправда в этом сокрыта. Привиделся тебе мертвый во сне — благодать в этом, и худо с человеком сделаться может, если он прихода этого страшится, от прихода этого отбрехивается. Многие поминать покойного начинают, блины да кутью готовить, да только не еда со стола вашего нужна ему, а духа вашего почитание и уважение. Тогда он от смерти скорой оберечь сможет, хранителем незримым стать, а по смерти вашей примет радушно.

Расскажу я тебе, Сергей Дмитрич, еще историю одну. Было дело это в июне 1941 года, а если точнее быть — то в ночь с 21 на 22 июня — один весьма научный букашка человечий спустился во вскрытую гробницу Тимура, завоевателя великого, кровожаждущего, и череп Тимуровский в руки берет…

А что через несколько часов случилось — ты и сам, Сергей Дмитрич, знаешь без моего. Деда-то своего, почитай, потерял в Великую Отечественную, да? Ты можешь сказать — мол, случайно все это вышло — да только говорю: не случайно все это!

Следователь:— Складно кроешь, Андрей Николаевич…

Стоменов:— У кого жизнь складно идет, тот и говорит знаючи. Много я по свету погулял, видел разного, слышал дельного и бездельного, но еще больше знаю того, чем Никола с нами делился. Правда его была, много раз пришлось убедиться в этом. Бродишь по уезду — народ дикий, смурной, суеверный, верят во что ни попадя. У смоленских своими глазами видал, как кол осиновый мужики в могилу колдуну своему помершему вбивали… Боялись колдунов этих — страсть как боялись, да только там предрассудки одни, а проку немного. Вологодский колдун, помираючи, совет дает: если в поле умереть мне придется, то в избу не вносите, а коли в избе смерть придет — выносите не ногами вперед, а головой, а у первой реки остановитесь, навзничь в гробу переверните и пятки или жилы подколенные подрежьте. Скажи мне, Сергей Дмитрич, чего ж это за колдун такой, что знать не знает, где смерть принять придется, догадку строит, а?

Следователь:— А ты, никак, знаешь, Андрей Николаевич?

Стоменов:— А то как же! И смерть свою знаю, и время ее. Грош бы цена слову моему, если над другим потешаюсь, а сам таков же. Нас, Сергей Дмитрич, немного Магов Смертных на земле этой ходит, и каждый кончину свою доподлинно ведает. Кто сто сорок лет проживет, кому не боле сорока полагается, мне вот восемьдесят Николой заповедовано. Он известие имеет, кому когда правильным умирать будет, и никто еще из кривошеевских и никитовских не ослушался его. Не было такого! Не ослушались и те, кто на смену покойничкам нашенским пришли…

Следователь:— А что, ослушаться можно?

Стоменов:— Да вроде бы и не понукает никто, только никому это на ум не пришло. И говорю я это не потому, что мысли в нас такие бродют, а лишь потому, что много с человеками судьбы обычной, непримечательной делов иметь пришлось. А вы другие, вас постоянно сомнения одолевают, вопросы разные, вроде: «А что, если…» да «Каков в этом смысл?» Моя душа прозрачна, Сергей Дмитрич, прозрачнее родниковой воды будет. Вот тут ваш дружок потешный голос свой надсаживал, что, дескать, кровью замутнена водица моя, да только не пойму я, о чем это он… Живу я светло, потому что знать не знаю, для чего я живу и почему вот говорю тебе все это. Так уж у нас заведано — известно мне, что сподручник мой в Красноярских краях исполняет, но не ведомо, для чего я здесь и какова польза от этого.

Следователь:— Значит, Никола ваш всеми вами управляет?

Стоменов:— Никола свое деет, он к царству мертвых ближе всего будет. А нас хранители направляют, совет дают, о спокойствии и безмятежности нашей исправно пекутся. До знакомства с вами, мужи государственные, Андрюша — висельник был ко мне других ближе, а теперь — Андрей, от тифа сгинувший, со мной денно и нощно рядом. Ты, Сергей Дмитрич, чую я, предположение имеешь, что Никола вообще смерти не имеет, так ошибаешься ты. Николе сейчас сто пять годков будет, и отпущено ему до конца века нынешнего прожить. Сказку, небось, читали: «Жили они долго и счастливо и умерли в один день…»

Все-таки умерли, Сергей Дмитрич, хотя и после того, как «долго и счастливо».