Павел Генералов - Искушения олигархов

Ему выйдет воля, а от него — отказ от политических амбиций и поддержка угодного властям кандидата.

И всё было бы в масть, не возникни в этом деле одна маленькая червоточина. А маленькие червоточины, как известно, имеют обыкновение превращаться в сплошную гниль. Вроде бы только–только избавились от праведного Чуканова, а тут на тебе! Новый чукановец, прямо пионер–герой — Сидоров Георгий Валентинович! Похоже, он и его команда вполне могут выпустить на белоярскую политическую арену собственного кандидата. И пробашляют того так, что мало не покажется. Так что, пока есть время, нужно попробовать их нейтрализовать. Или — договориться. Но в любом случае надо бы побольше узнать о Сидорове и его людях…

Дверь в камеру со скрежетом отворилась. На пороге стоял всё тот же усатый прапорщик, чей мутный правый глаз Боков узнал бы теперь из тысяч.

— Ровно пятнадцать минут, — прапорщик Фокин протянул Бокову мобильный телефон. Это право на ежедневный телефонный разговор стоило Бокову дороже всех прочих удобств вместе взятых.

Его, конечно, раздражало, что разговаривать приходится в присутствии прапора, но он уже привык не обращать на него внимания. К тому же те люди, которым он звонил, знали его слишком хорошо и понимали с полуслова и полунамёка. Набрав номер, Боков заговорил, повернувшись спиной к маячившему в дверном проёме Фокину.

— Мне данные на нашего северного коллегу… Да–да, который вместо того… И на всех, кто около него…

Венеция

— Анька! Да не бойся ты, водица, то, что надо! Парное молоко! — Иннокентий кричал уже почти от буйков, а Нюша всё никак не решалась зайти глубже, чем по колено.

Пожалуй, восемнадцать градусов — это для Адриатики маловато. Хотя искупаться не в бассейне — впервые в сезоне — Нюше ужасно хотелось.

Она глубоко вдохнула и, сделав несколько коротких шагов, всё же окунулась. Теперь оставалось лишь доплыть до Иннокентия, сказать ему всё, что она думает о температуре воды и о нём лично. И — сей момент обратно, под ласковое венецианское солнышко. Хотя проплыв несколько метров, Нюша сменила гнев на милость. Вода и впрямь была достаточно хороша, особенно на поверхности.

Купались лишь немногочисленные русские. Остальные туристы с восхищением и опаской смотрели на смельчаков.

Если честно, то Нюша никак не ожидала, что поездка в Венецию обернётся самым что ни на есть курортным отдыхом. Обычно в Венеции она останавливалась в отеле возле Сан — Марко и ходила обычными туристскими тропами. Базилики, узкие улочки, рыбный рынок, мост Вздохов, непременная гондола с картинно–фактурным гондольером. Вечером — концерт, ночью — в лучшем случае карнавал. На настоящем венецианском карнавале она не бывала ни разу, но на небольших карнавалах, клонах знаменитого праздника, приходилось. Однажды даже бегала с факелом от приставшего, как клещ, нетрезвого бельгийского туриста. Еле оторвалась, и то лишь потому, что догадалась выкинуть факел преследователю под ноги и смешаться с толпой. Без факела близорукий бельгиец её не опознал.

А сейчас, когда она приехала к Растрелли, чей цирк завис на итальянских гастролях на весь июнь, Нюша обнаружила, что в Венецию вполне можно приезжать не только за культурными развлечениями. В самый день приезда — а прилетела она рано утром — Иннокентий повёз её на остров Лидо. И здешний пляж, как выяснилось, ничуть не уступал ни песчаному Египту, ни томному Гоа, ни даже Ницце со всеми её прибамбасами.

И вот всего за несколько дней Нюша уже вполне прилично загорела. Венецианский загар оказался нежным–нежным, персиково–золотистым.

Каждый день у них с Иннокентием был расписан по минутам. С самого утра Кеша занимался, а она досматривала особо сладкие утренние сны, медленные, ленивые, как то и положено на отдыхе. Затем — лёгкий завтрак и пляж. Поздний обед и послеобеденный сон. Только не ленивый, а глубокий, без сновидений. Это для неё — потому что Растрелли после обеда уже уезжал в цирк.

Вечером — цирковое представление, где номер Иннокентия пользовался особым успехом у разборчивых в цирковом искусстве итальянцев. Кешу уже даже узнавали на улицах Венеции и просили автографы.

После представления — ужин с морепродуктами и прогулки по тёмному, пахнущему прелой водой городу. А потом — ночь, всякий раз — иная. И всякий же раз такая, что даже от воспоминаний Нюша невольно краснела. А от ожидания ночи следующей впадала с некоторое остекленение, не сразу понимая обращённых к ней вопросов.