Павел Генералов - PRосто быть богом - ВВП

— Их повезут через Старый мост в пяти машинах, — доверительно сообщила она. — Только ты этого не слышал, хорошо, Лёвушка?

— Ты разве что–то сказала? — прищурился Зайцев и радостно заорал, напрочь перекрывая телевизор. — Я люблю тебя!

Перепуганный Мышкин спрыгнул с кресла и пронзительно залаял.

— Не зоофил — зоофоб, — вздохнула уже готовая к выходу Вика.

Раздражение накопилось у всех. Обычное, впрочем, дело ближе к концу кампании. Люди устали и от ненормированного рабочего дня, и от ежесекундно меняющейся обстановки на фронтах, и, главное, друг от друга. Хочешь или не хочешь, а приходилось ежедневно тереться бок о бок, взаимодействовать, независимо от настроения и даже личных неприязней.

Да и погода — то дождь, то серый сумрак — подливала масла в огонь. Сплошной депресняк — прямо как в ноябрьском Питере, несмотря на великоволжский август.

Генералов слишком хорошо знал это пограничное состояние, когда одна случайная фраза или телодвижение могут вывести из равновесия даже законченного сангвиника. И старался, как мог, сглаживать ситуацию.

Однако Витя Сухов всё чаще норовил выйти из–под контроля. А тут и Вика вместе с Мышкиным куда–то запропастилась — не иначе как завела роман где–нибудь на стороне. Уж лучше бы Сухова обихаживала — ведь она явно к нему неровно дышит. Тогда бы и Сухов, глядишь, был под большим контролем. Надо будет выговорить Вике, что она опасно манкирует своими профессиональными обязанностями.

Вот и сегодня Сухов завёлся прямо с порога:

— Нет, мне всё это действительно надоело!

— Ты о чём, Витя? — ласково, словно обращаясь к малому ребёнку, поинтересовался Генералов.

— Что мы натворили в этом городе! — обхватив руками голову, патетически воскликнул Сухов. — Люди с ума сходят пачками. Их со всех сторон зомбируют, словно подопытных кроликов. И мы вцепились в них как клещи–паразиты и… заразили мерзкой неизлечимой болезнью. Точно — клещи–спидоносцы! А вы говорили — ремесло! Высокие технологии! Одно слово — дурим народ. Без чести и совести! Нет, я так больше не могу!

Выслушав его выстраданную тираду, произнесённую по привычке так, будто Сухов в очередной раз выступал перед большим народным собранием, Генералов улыбнулся — строго, но ласково:

— А кто тебе, Витя, сказал, что будет легко? — И повысив градус строгости, продолжил. — Думаешь, при твоём изначальном нулевом рейтинге можно было совсем чистеньким остаться? Ошибаешься. Ты ещё легко отделался. Пока… Что же касается паразитической профессии… Нам тоже всё это немалой кровью даётся. И душа у нас не мёртвая. Живая. Правда, Палыч?

Палыч лишь кивнул. Он старался в подобные философские разговоры не вмешиваться.

— А для того, чтоб ты начал понимать, что в нашей жизни тоже не всё мёдом намазано, расскажу одну очень грустную легенду, давно ходящую внутри профессионального сообщества. Автор её — неизвестен, имя героя — условно. А звучит она примерно так.

Легенда о спятившем политтехнологе

Звали его, допустим, Варфоломей.

По первой, мирной профессии Варфоломей был переводчиком. С португальского и обратно. Не самый распространённый язык, надо сказать. Поэтому и заработки Варфоломея были случайными и тощими. Однажды, получив за книгу, над которой бился в течение полугода, жалобный гонорар, он истратил его на погашение первоочередных долгов и, наконец, понял, что дальше так жить нельзя.

Жена смотрела устало и каждый день жарила опостылевшие оладьи. Дочь мечтательно вздыхала у полок с дорогими йогуртами. Лампочки в квартире перегорали одна за другой, а личный запас носков требовал немедленного пополнения.

Варфоломей спрятал куда подальше творческие амбиции и позвонил студенческому приятелю. Приятель, благополучно забыв во времена бескормицы бесполезный португальский, весьма преуспел на новом поприще. Приятелева фирма по оказанию «политконсалтинговых услуг» процветала. Технологические игрища в те, полные демократического энтузиазма годы только–только начинались, и на подмогу желторотым провинциальным политикам из столицы выезжали огромные, человек в десять–пятнадцать, команды специалистов.

Так, по знакомству, Варфоломей и попал в избранное сообщество политтехнологов. Поначалу он, как и всякий неофит, почитал собратьев по новой профессии едва ли не демиургами. Ещё бы! Они управляли людьми! Общественным мнением! О!

После первой же его кампании жена купила себе семь почему–то одинаковых кофточек, а дочь требовала всё новых и новых историй про ловких и умных политтехнологов. Конечно, неразумное дитя приходило в восторг от не вполне легитимных мероприятий, которые обычно проводятся в каждой кампании в рамках контрпропаганды.