– Никто… или нет – вроде бы мне повстречался Янко Несторов. Да, это был он, я сейчас вспоминаю…
Димов обернулся к Паргову, который вел протокол.
– Я уже слышал это имя, кто это?
– Техник из Гулеша… Тот, который чинил велосипед Дыбева.
Димов сделал пометку у себя в блокноте и взглянул на Паргова:
– Есть вопросы?
– Нет, – покачал головой Паргов.
Пришлось ждать полчаса, пока привели Шутева. Это был крупный мужчина, черный, как цыган, с длинными руками и огромными узловатыми кулаками. Когда он сел, то положил их на стол и то и дело сжимал их в течение всего допроса.
Но лицо его было очень спокойно, а светлые глаза невыразительны, словно стеклянные. Димов потерял около четверти часа, пока Шутев восстановил в своей памяти события той пятницы. Казалось, у него нет представления о датах, события и случаи были единственным способом отличать день ото дня. Зарплату он получил в четверг и утверждал, что об убийстве Дыбева ничего не слышал.
– Как это так ничего? – спросил Димов. – Да об этом убийстве до сих пор говорят. Ведь такое не каждый день случается.
– А я не разговариваю с людьми, – пожал плечами Шутев. – Мне это ни к чему.
– Как так не разговариваешь?
– А что мне с ними разговаривать, я плохо слышу.
– Ну а с женой что, тоже не разговариваешь?
– И с ней не разговариваю, – мрачно ответил рабочий. – О чем мне с женщинами разговаривать?
– В пятницу ты садился в поезд?
– Ну, само собой, не побегу же я за ним.
– А где ты сел? В какое купе?
– Я не захожу в купе. Я сел на ступеньки вагона.
– А кто-нибудь из знакомых там был? Кто-нибудь видел, что ты там сидишь?
– Откуда я знаю, кто меня видел, – ответил Шутев. – У меня на спине глаз нет. Я сидел там, выкурил две сигареты.
– А с какой стороны вагона ты сел – с левой или с правой?
Шутев с недоумением посмотрел на него, потом ответил все так же кратко.
– С правой. А какое это имеет значение?
– Для меня имеет… Ваша станция с левой стороны железнодорожной линии, ведь так?
– Раз ты знаешь, зачем спрашиваешь?
– А где ты сошел с поезда?
– Как где, в Гулеше.
– Слушай, Георгий, не заставляй меня вытаскивать из тебя слова клещами. Расскажи, где ты потом был, что делал.
Что-то странное произошло со стеклянными глазами Шутева. Нельзя сказать, что выражение глаз изменилось, они просто неожиданно потемнели.
– Потом? – спросил он, не мигая.
– Да, потом, – нетерпеливо кивнул Димов.
– Что я делал? Ничего я не делал. Сошел с поезда, перешел линию и направился вверх по холму, что напротив станции. В этот день мне нужно было накопать немного картошки.
– А где?
– Несколько лет назад нам дали участок. Хорошая земля, вода есть, часть я засадил люцерной, а другую картошкой. Картошка нам подспорье, а то денег не хватает. А люцерну я скашиваю на корм корове. У нас корова есть, – лицо его вдруг оживилось. – Маленькая, но молока дает много. А без коровы я даже и не знаю, как быть.
– И как далеко этот участок от станции?
– Далековато, больше получаса ходьбы, даже если быстро идти. Потом я накопал картошки, сложил в сумку и вернулся домой.
– И никто не видел, как ты входил в село?
– Так ведь темно было, на нашей улице ламп нет, может, кто-нибудь и видел, откуда мне знать.
Шутев снова замолчал. Димов молча смотрел на него.
– Вопросы есть? – обратился он к Паргову.
– Послушай, Георгий, ты был на поле, когда уже стемнело. Как же ты смог разглядеть, где там растет картошка, и чем ты копал? Ведь мотыгу вроде бы с собой в поезд не берут.
– Так я руками выкопал. Что стоит выкопать несколько кустов руками?
И он показал свои руки с большими кривыми черными пальцами, похожими на крюки из кованого железа.
– Ну и сколько кустов ты выкопал?
– Три куста.
– Но зачем тебе нужно было рыться там, как поросенку, В темноте? Почему ты не послал жену днем, не такой уж это «труд – выкопать несколько кустов картошки.
– Она не может, – просто ответил рабочий. – Она парализована.
Паргов смущенно замолчал.
– А с пятницы ты не был на своем участке?
– Нет.
Димов нажал кнопку звонка. В комнату вошел милиционер.
– Отведите его в дежурку, – распорядился Димов. – И подождите там…
Шутев с трудом поднялся, словно на плечах у него был мешок цемента. Шаги его прозвучали тяжело, дверь затворилась. Димов никогда не чувствовал себя таким расстроенным после допроса.
– Мне кажется, он говорит правду, – сказал он. – И все же формально алиби у него нет.
Читать дальше