— Не о Союзе — о вас. Он тоже хорош гусь, если компанию с такими, как вы, водит. Скромный ужин — одного зарезали, другой сбежал. На Западе так не подступают. Права свои знают, но и об обязанностях не забывают. Или это его работа?
— Да что вы, в самом деле? — возмутился Люкин. — Он и видел-то Заславского первый раз в жизни. Приехал человек обсудить создание совместного предприятия, хотел капитал вложить… Он и уехал, не зная, что Илья убит. Перебрал слегка, вот и выпал в осадок. Я допускаю, что вам плевать на нашу репутацию, но к убийству Левин просто физически не мог быть причастен. Здесь он стоял, рядом с этой кабаньей шкурой, когда Илья в фойе позвал официантку.
Прищурившись, Строкач выслушал рассказ о пересоленном салате и прочих подробностях ужина. И все же, ничего определенного сквозь детали не проступало. Всю компанию пришлось перевезти в райотдел. Допрос длился долго и упорно, заходил в тупик и опять возобновлялся. Родюков к утру совершенно ошалел. В паузе Люкин умудрился подремать в неудобном кресле, тогда как ведшие допрос глаз и не смыкали. Когда основной поток показаний исчерпался, Строкач и Родюков остались вдвоем. Клочья, обрывки, путаница — и вся эта пестрядь никак не складывалась в одну фигуру — того, кто убил.
— Все, Павел Михайлович, приехали. Все чистые, и убить мог любой. То же и с ножом.
— Что — то же, Игорь? Двери в зал и в кабину, в которой обнаружили труп, Глеб Курилов из своей кабины не видел. Но он сидел специально таким образом, чтобы контролировать выход из кафе. Точнее, оба выхода — парадный и черный за кухней. Уверяет, что ни на минуту не терял их из виду.
— Он, между прочим, про иностранца умолчал.
— Ну, об этом он сейчас жалеет. Нашел, с кем шутки шутить! Больше всего он боится, чтобы его не посадили. Один в квартире — прописку теряет, придется на асфальт возвращаться. Он столько эту квартиру выхаживал, в долги залез… Не думаю, чтобы теперь поставил все под удар.
— Да и мне так кажется, Павел Михайлович. Зачем Курилову нож? С его кулачищами?
— Вот тогда бы уж точно никого искать не пришлось. Остальные в окружении Заславского — дохляки. Нет, он, конечно, не интеллектуал, но и не все ему на ринге отшибли. Осталось маленько. Не вижу я причины, с чего бы ему кормильца своего кончать. Разве, за большие деньги? Но какие, откуда? Кто их мог предложить? Нож, говоришь… Будто специально брошен возле его машины, чтобы показать, — дескать, вот, шел с американцем и, садясь в «вольво», выронил кинжал.
— Но кому еще ронять? Курилов сидел на выходе — двери не отпирали, окна забиты наглухо — установлено. Собственно, на улицу смотрит лишь та кабинка, где обнаружен труп. А уж после того, как он обнаружился, присутствовавшие держались вместе — если не врет вся троица, сговорившись. Хотя, вряд ли…
— Ну, хорошо. Выходит, что выбросить нож мог только Курилов. В кусты, со стороны дверцы водителя. Значит, американец отпадает. Курилов не только тащил его едва не на руках, но и усадил с левой, пассажирской стороны. А вот как мог Глеб вытащить из сумочки Елены нож, если вообще в зал не заходил — это вопрос.
— Да, Елена утверждает, что после того, как она уложила подарок в сумочку, к ней никто не подходил. Женщина она, кажется, неглупая — понимает, что всякая ее уловка и неискренность лишь усугубляют подозрения. Кстати, этот игрушечный посеребренный кинжальчик, купленный скорее всего на дешевой распродаже, ценности не представляет никакой.
— Кто знает — нынче ручная работа в цене.
— Это точно. Вот какой-то знаток ручной работы и соблазнился использовать нож по назначению.
— Игорь, то, что сумку выпотрошили не во время застолья, ясно и ежу. Много ли времени нужно, чтобы раскрыть, выдернуть нож — и под одежду. Заславская, кстати, в пиджаке — нынче модно — и удобно.
— Так значит, убийство произошло спонтанно, решение пришло прямо во время ужина, раз преступник заранее не имел оружия?
— Или счел за благо воспользоваться именно этим ножом. Пока я не вижу в ходе ужина ничего, что заставило бы его принять такое внезапное решение. Обычно в торгашеской среде кипят не столь кровавые страсти. Иная стихия. Поэтому, когда кто-то из спекулянтов сближается с уголовным миром, то обычно с трудом усваивает их жесткие правила, получает весьма чувствительные щелчки… Хотя… Многое зависит от суммы. Когда большие деньги — торгаш идет на многое, когда очень большие — не останавливается ни перед чем.
— Это мы проходили, Павел Михайлович, — про капитал и проценты.
Читать дальше