Иван Любенко - Босиком по 90-м

Вдруг откуда-то сзади послышался раскатистый, зазывный лай. Я обомлел и, повернувшись, увидел на выброшенном трапе-стремянке небольшую светлую дворняжку, которая неторопливо сошла на землю. Это была собака из красноленинского аэропорта. Она обычно кормилась остатками бортпитания и часто бегала по полосе. Но как она могла оказаться в самолёте? «Видимо, зашла ещё до начала посадки и заснула под каким-нибудь креслом». Другого объяснения у меня не было. Дело осложнялось тем, что турецкий офицер, встречающий наше воздушное судно, увидев её, ошалел не меньше моего. Быстро придя в себя, он начал требовать у командира экипажа санитарный сертификат на животное. А дворняга лаяла не переставая на туземного стража, отчего последний злился и грозил выписать штраф за нарушение международных санитарных норм. Возникло замешательство. Я решил выручить командира.

– Excuse me, officer, she is a crew [3] Excuse me, officer, she is a crew – (англ.) Извините, господин офицер, но она член экипажа (прим. авт.). , – сострил я. – Would you be so kind to find the certificate [4] Would you be so kind to find the certificate – (англ.) А не будете ли вы так любезны, предъявить соответствующие документы? (прим. авт.). ? – с лукавой улыбкой осведомился турок.

И тогда я вытащил из переброшенной через плечо спортивной сумки пару бутылок водки и протянул ему. Он молчал. Я поставил водку перед ним. Офицер моё предложение игнорировал. Тогда наблюдавшие за этой картиной челноки, тоже начали подходить и опускать рядом с двумя моими свои кровные пол-литры. Недоумённый чиновник замер в окружении «Посольской», «Столичной», «Русской» и «Пшеничной». А потом он махнул рукой и ушёл прочь, так ничего и не взяв. Дворняга, как будто поняла его добрый поступок и перестала лаять. На время двухчасовой стоянки экипаж закрыл её в туалете. Мне затем рассказывали, что на обратном пути путешественница ходила по салону, как хозяйка, и бортпроводники в шутку ей уступали дорогу, а некоторые, не очень трезвые пассажиры отдавали четвероногому другу честь, а особенно нетрезвые даже получали ответное приветствие.

Стамбул произвёл на меня незабываемое впечатление. Залив «Золотой Рог», старые трамвайчики, дома и мосты…Город напоминал один большой набор специй. Такого количества разнообразных ароматов я нигде не встречал. Пахло жареными кебабами, рыбой, кунжутом, горячим хлебом, кожей…. Каждая улица, казалось, имела собственный запах. Всё зависело от того, какие именно магазины либо закусочные на ней располагались.

Конечно, мы экономили на всём. Сумки таскали сами и не о каком такси даже не помышляли. Я сразу же познакомился с одним из опытных челноков и, следуя его совету, отыскал перекупщиков и расстался с фонариками прямо в гостинице. Он же помог мне с выбором кожаных курток. Сергей – так звали моего нового знакомца – купил их по оптовой цене вместе с полутора сотнями своих. Я раньше и не подозревал, что настоящая кожа не горит, даже если к ней поднести зажигалку или спичку, а искусственный заменитель сразу вспыхивает и морщится при малейшем соприкосновении с огнём. Мы упаковались ещё днём, и теперь оставался свободный вечер.

– А ты видел когда-нибудь «квартал красных фонарей»? – разливая водку, спросил меня коммерсант.

– Нет, – ответил я, догадываясь, что речь идет не о рынке фотооборудования.

– Побывать в Стамбуле и не посмотреть турецкие публичные дома – большое упущение! Там красавицы со всего света. Кого только нет! И даже негритянки имеются.

– Ну, разве что сходить как на экскурсию, – неуверенно пробормотал я.

– Конечно! Мы же не собираемся с ними спать. Тем более что самые красивые стоят пятьдесят долларов. А это, как ты понимаешь, целая кожаная куртка, пусть и короткая. Да и зачем тратиться, если в нашей группе полным-полно женщин. Вернёмся, наведаемся к нашим челночницам… на предмет «цигель-цигель, ай-лю-лю».

Действительно, нравы у челноков были самые свободные. Многие из дам ударялись в безумное распутство. Матери семейств вытворяли такое, что их мужьям и не снилось. Александр – наш руководитель группы – поведал, что в этой поездке есть три подруги. Молодые симпатичные женщины лет тридцати. Их мужья работали в ФСК, преемнице КГБ. Так вот каждый из трёх чекистов, провожавших жён, незаметно для двух других подходил к нему и, указывая на подруг жены, шептал, примерно, одно и то же: «Послушай, парень, вот тех двух пусть там хоть порвут. А вот эту, мою, смотри, чтоб никто не тронул. Понял?». И Саша послушно кивал. Кстати, куролесили все три подруги вместе, не стесняясь друг друга, да так, что я и представить себе не мог. Казалось, они хотели испить разврат до последней капли, будто завтра наступит апокалипсис. У меня сложилось впечатление, что, тем самым, дамы связали себя круговой порукой. Ни одна из них теперь не могла проговориться.