Андрей Воробьев - Дело о последнем параде

Грабительницы оказались необычайно сообразительными — не дожидаясь продолжения они разлетелись, как воробьи при виде кошки и затерялись в толпе.

Происшествие не очень огорчило Женька. В конце концов, в нынешней Европе, цыгане стали более рациональными. И если им приглянулась чья-то сумочка, они просто выхватывают добычу, не пытаясь перед этим предсказать владелице ее судьбу.

После встречи с цыганками, она вела себя осторожней. Но, никакой опасности не наблюдалось. Правда, ее карманы уже топорщились от каких-то листиков, которые ей постоянно предлагали на проспекте. Женька думала, что это политические прокламации и собиралась посмотреть их позднее.

Кроме шума машин и говора прохожих, ее немного оглушали отдельные музыканты и целые оркестрики, то и дело встречавшиеся на пути. Скрипачам, гитаристам и ударникам, похоже, было все равно, платят им или не платят. Вокруг них кучковался народ, иногда плясал, и Женька, однажды, тоже немножко поплясала, возле небольшого джаз-бенда.

Она уже перешла мост с четырьмя конями. И здесь не удалось толком полюбоваться монументами и дворцом на правом берегу: подскочивший фотограф закричал сразу на четырех языках, что обслужит лучше и дешевле, чем где бы то ни было. Женевьева, нарочито мешая французский с русским, объяснила, что привыкла фотографироваться лишь когда хочет, после чего отправилась дальше.

В этих местах Невский стал значительно спокойней. Кроме того, никто уже не подскакивал к французской гостье, не дергал за рукав, предлагая очередную платную услугу. Поэтому она могла без помех оглядеться по сторонам. Здесь, в удалении от Дворцовой и Гостиного, заметно изменилась публика. Как и прежде, хотя значительно реже, попадались туристы. В толпе было немало клерков, в строгих костюмах. Часть прохожих, особенно молодежь, была одета по последней европейской моде: такие ребята могли бы смело отправиться на любой берлинский или лондонский рейв. Но при этом то и дело попадались граждане, явно заходившие в магазин готовой одежды лет пять назад. Немало было и нищих, которые просто стояли с протянутой рукой, не предлагая взамен какую-нибудь газету.

Но здания искупали все. Женевьеве вспомнился один из французских писателей, назвавшей Петербург городом контор и казарм. Она уже давно забыла эти слова: такого разнообразия в камне ей давно видеть не приходилось.

Рассматривая строения, девушка добрела до большой площади, на которой стояла каменная стелла. Женевьева решила, что по замыслу ее авторов этому памятнику надлежало конкурировать с Александрийским столпом. Но конкуренции не получилось. Стелла, скорее, напоминала памятник стамеске, не весть за какие заслуги вознесшейся над площадью.

Судя по путеводителю, главный проспект города здесь заканчивался. Дальше был Старо-Невский, выходящий к Александро-Невской лавре. Женевьева решила дойти до нее, а там сесть в метро. Надо было поторапливаться, ибо время клонилось к ночи.

Проспект, начавшийся сразу за площадью, понравился ей значительно меньше, по сравнению с тем, что она видела прежде. Здания выглядели столь же величественно. Но это были неумытые аристократы. Некоторым требовалась рука маляра и штукатура. Кроме привычных мини-супермаркетов, здесь были и другие торговые заведения. Женевьева, любопытства ради, заглянула в один магазин и тотчас выскочила на свежий воздух. Ей показалось, что она побывала в зверином логове, обитатель которого хранит по углам остатки давнего обеда.

Исчезли европейские туристы. Похоже, этот отрезок Невского они преодолевали только в автобусах. За то людей в одежде, напоминающей прилавок секонд-хэнда, прибавилось. Потом Женька увидела гражданина, лежащего возле стены дома. Она приблизилась, удивляясь отсутствию интереса других прохожих. Однако запах, объяснил ее причину, заставившего дядю неопределенного возраста превратить тротуар в пляж. «Наши клошары перед тем как прилечь отдохнуть, чего-нибудь под себя подкладывают. И не спят на Елисейских полях», — подумала она. Тут же вспомнились герои Достоевского, но Женевьева решила, что про Мармеладова лучше читать, чем, прогуливаясь по улице, натыкаться на его прототип.

Дальше по проспекту, возле дома лежал еще один такой же бедолага, без ног, сжимая пустую бутылку из-под водки. Женьке стало противно, она решила держаться края тротуара: лучше рядом будут проноситься автомобили, чем возлежать «живые трупы». Скоро она поняла, что не ей одной эта идея пришла в голову. На поребрик время от времени выскакивали отдельные пешеходы и махали рукой. Стало ясно: в России любой легковой автомобиль, кроме милицейских, является такси. Однако по краю шли и девицы, которые не стремились остановить проносящиеся мимо машины. Им и не надо было этого делать. За четверть часа своей неторопливой прогулки Женевьева два раза замечала как некоторые шоферы угадывали намерения девиц и тормозили возле них. После минутного разговора, девочки садились в салон.