Ирина Глебова: Качели судьбы

Олег прикрыл глаза рукой, помолчал. Потом сказал тоскливо:

– Как всё совпало: и Анатолия Васильевича не было, и Тимоша куда-то торопился!

Кандауров не понял, и Белов пояснил:

– Ларису Алексеевну обычно провожают домой после занятия или Дубровин – он там недалеко живёт, или Тима Романов, наш студиец.

– Молодой парень? – спросил майор, вспомнив названную фамилию. Он обратил на неё внимание, ещё просматривая список: везде пунктуально были указаны и место работы, и должность, и только против фамилии Романова – лишь один домашний адрес. Олег пожал плечами:

– Мой ровесник. Верный паж Ларисы Алексеевны. Всегда просто рвался её сопровождать. А именно в этот раз – и не смог! Даже ушёл раньше – мы ещё час, наверное, сидели.

В голосе молодого человека Викентий Владимирович уловил нечто… Удивление? Сомнение? Намёк? Он не стал сейчас разбираться, но в памяти сделал зарубочку. Просто спросил ещё о Романове:

– Он где работает?

Олег опять пожал плечами, чуть покривил губы:

– Он у нас вроде на творческих хлебах. Чистым искусством зарабатывать хочет. Темпераментная натура. Думаете, фамилия у него от дворянских кровей? От цыганских.

В дверь кабинета стали заглядывать. Сначала молодая преподавательница шагнула, было, но, извинившись, притворила дверь. Потом просунулась лохматая голова студента. Кандауров подумал: пора закругляться.

– Много у вас здесь работы? – спросил напоследок.

Белов аккуратно отвёл со лба на затылок длинные светлые пряди волос: такая причёска делала его старше, солиднее. Ответил обстоятельно:

– Читаю небольшой курс «Поэты пушкинской эпохи», пишу кандидатскую диссертацию.

На этом их разговор окончился.

Дубровину майор позвонил домой вечером, договорился подъехать сразу же. Они сидели в небольшой кухне – стандартный многоэтажный дом нового микрорайона, пили чудесный цейлонский чай, свежезаваренный. Жена Анатолия Васильевича – Лиза, как он её представил, – недавно вернулась из круиза по Средиземноморью и привезла, кроме двух жестянок такого чая, несколько альбомов по искусству, истратив на это всю обменную валюту. Несмотря на полноту, лёгкая в движениях Лиза, разливая чай по чашкам, сказала, приглушив звонкий голос:

– Лариса с мужем должны были прийти к нам на этот чай вот на днях… Мы с Толей приглашали их. Как всё страшно!

– Вы дружили семьями? – спросил Кандауров.

Дубровин ответил:

– Я ведь часто провожал Ларису Алексеевну по субботам. Заходил на полчасика: продолжить разговор, пообщаться с Всеволодом Андреевичем. Он архитектор, у меня тоже высшее строительное образование. Да и не только в этом, в литературе, искусстве вкусы наши совпадали. Вот только в политике современной, в тех процессах, что идут в стране, мы не сходились, часто спорили. Вернее – дискутировали, поскольку дружбе это не мешало.

Дубровин – невысокий, коренастый, лет около пятидесяти, с пристальным открытым взглядом и глуховатым голосом. Он был, как уже знал Кандауров, старостой литстудии и, что теперь выяснилось, другом Климовых. Майор чувствовал к нему симпатию и подумал, что этот человек может быть ему хорошим помощником. Анатолий Васильевич уже рассказал, что в роковую субботу не успел вернуться из командировки. Он работал в пуско-наладочной лаборатории одного института, часто выезжал вместе с бригадой по вызовам заводов, где стояло их оборудование. Вот и на этот раз – срочная поездка в Донецк, сложная поломка. Думал выехать в пятницу, очень хотелось быть на обсуждении повести Олежки Белова. Но пришлось работать и субботу.

– В чём же были ваши политические разногласия? – спросил Кандауров, сделав ироническое ударение на слове «политические». Что за время настало! Каждую семью нынче будоражат политические страсти: отцы – консерваторы, дети – демократы, внуки – юные бизнесмены с криминальным уклоном… Что же говорить о большом коллективе, таком, как литстудия!

Дубровин уловил и принял иронию, тоже улыбнулся.

– Вы правы, конечно, «политические» – это сильно сказано. Если в двух словах, то так: меня восхищал несколько лет назад своей смелостью и раскованностью журнал «Огонёк», я и сейчас его поклонник. А Лариса Алексеевна и её муж всегда читали и «Огонёк», и мои любимые газеты «Московский комсомолец», «Московские новости», но и другие, альтернативные – газету «Литературная Россия», журнал «Наш современник». Сами знаете, как разнятся позиции этих изданий. Вот нередко на занятиях и дома у Климовых мы пытались доказать друг другу свою правоту.