Ирина Глебова - Качели судьбы

– Ларочка сама из таких. Лет шестнадцать, наверное, было ей, когда пришла сюда, в литстудию, заниматься. Тогда руководил опытный литератор, критик Вениамин Александрович. Сильный коллектив у них подобрался, года четыре-пять прошло, и у некоторых ребят книги вышли. У Ларочки тоже. Тут мы её и поздравляли. Потом вторая книжка появилась, потом приняли её в Союз писателей. Последние годы она уже на занятия не ходила, пришли другие студийцы, молодёжь в основном. Да только Вениамин Александрович постарел, стал болеть и однажды сказал мне: «Уйду я на покой, а студию передам Ларисе Тополёвой, она сумеет, да и традиции продолжит». Он, знаете, всё называл её по девичьей фамилии, как привык… Так что Ларочка два года назад вновь пришла сюда, уже как руководитель студии.

Викентий Владимирович знал, что Ларису Алексеевну студийцы очень любили. Он уже беседовал со многими. Их было не двадцать семь человек, а меньше. Около десятка бывших студийцев на занятия последнее время совсем не ходили: кто-то бросил писать, потеряв к этому интерес, кто-то уехал из города. А со всеми, кто был на том последнем занятии – в субботу, – майор говорил подолгу и основательно. Сначала он хотел упростить себе работу, собрать всю студию вместе. Но нет! Кто-нибудь не решится или постесняется обратить его внимание на какую-то мелочь, штрих, слово или поступок, не выскажет своей догадки. Поэтому Кандауров и его помощник капитан Лоскутов лично нанесли визиты восемнадцати человекам, благо список из общей тетради был подробный, с указанием адресов, телефонов, мест работы.

Из тех, с кем встречался он сам, больше всего майору понравились двое: молодой аспирант Олег Белов и прораб Анатолий Васильевич Дубровин. Олег был виновником того, что субботнее занятие сильно затянулось. Читали и обсуждали его повесть. Этого события студийцы с нетерпением ожидали: парень несколько раз раньше читал небольшие отрывки из ещё незаконченной вещи – остроумная смесь бытового реализма с юмором и мистикой. И когда, на первом же после лета занятии Олег объявил, что повесть завершена, и он готов вынести её на суд, все обрадовались. Рукопись оказалась объёмной, а споры по прочтении разгорелись жаркие, вот и засиделись допоздна. И ещё бы продолжали говорить, да неудобно стало перед библиотекарями, у них рабочий день до восьми.

Кандауров и Белов сидели в пустой комнате зав кафедрой филфака университета. Новоиспечённый аспирант сам лишь весною окончил этот факультет. По записям в журнале Викентий Владимирович знал, что Климова ценила этого парня, считала его литературно одарённым и перспективным. Он спросил:

– И как, Олег, оценили вашу повесть ребята и руководитель?

Белов грустно улыбнулся, вспоминая:

– Коллеги, как всегда, от восторга до разведения руками. Много толковых, объективных замечаний было, это я люблю, для того и читаем друг другу свои опусы. Вот только нашего заглавного критика – Дубровина – на занятии не было, жаль. Уж он бы разобрал мою повесть по косточкам. Дотошный мужик, эрудированный. А Лариса Алексеевна очень меня похвалила. Сказала… – Олег замялся, застеснялся, что ли? – что я превзошёл её ожидания. Вообщем, даже почти не делала замечаний. А ведь она у нас такой требовательной была, графоманства в литературе не выносила. Один такой «поэт», приходивший к нам несколько раз на занятия, писал на неё даже жалобы в Союз писателей. Климова, мол, из личной зависти затирает таланты, а из реакционных чувств не даёт ходу его стихам, воспевающим нашу новую жизнь. Старый маразматик!

– И что, – спросил заинтересованно майор, – отреагировали на эту жалобу?

Парень иронически сморщил переносицу:

– Он жаловался в нашу городскую организацию. А там Ларису Алексеевну знают, ей стоило лишь показать его вирши, и всё стало ясно. Он, правда, пригрозил, что напишет в столицу. Да в большом Союзе до таких жалобщиков дела нет.

Кандауров отметил, что Белов очень по-свойски назвал писательскую организацию страны. Подумал: «Наверное считает, что его вступление в «большой Союз» не за горами». И, подтверждая его мысли, Олег тут же сказал:

– Лариса Алексеевна ещё до чтения последней повести говорила мне, что я мог бы уже составить небольшой сборник прозы. И сама посылала мои рассказы со своими рекомендациями в журналы. Два были напечатаны: в нашем городском журнале и одном столичном. – Голос у парня дрогнул. – А в ту субботу, когда уже расходились, она сказала: «Всё, Олег, садись за работу, готовь рукопись, будем пробиваться в издательство…»