Раймонд Чандлер: Спящая красавица

Главное было — быстро смыться. Я припомнил виденную когда-то в Базельском зоопарке огромную гориллу, настоящего черного монстра, которая играючи сворачивала в восьмерки здоровенные покрышки от грузовиков. Так вот, общество этой гориллы было бы для меня в данный момент гораздо приятнее общества моего душителя, когда он придет в себя. Хромая, я обогну# радиорубку, кое-как вскарабкался на борт спасательной лодки и растянулся на дне.

Тем временем у подножия трапа, ведущего на мостик, появились люди. У некоторых были мощные фонари. Чтобы добраться до .каната с обтянутым резиной крючком, который я забросил на судно, поднимаясь на палубу, мне нужно было добраться до кормы. Но для этого следовало дождаться, пока опустеет средняя палуба, а минутой позже эта возможность была для меня отрезана. Поскольку прятаться им больше не имело смысла, кто-то включил полное освещение, и всю среднюю часть судна и нос залил яркий, резкий свет. Одна из ламп в передней части судна висела на мачте почти надо мной. Я чувствовал себя мухой на белой стене и невольно еще

Имри и компания уже были у радиорубки, и их крики и проклятия свидетельствовали о том, что они обнаружили покалеченного товарища, молчание которого сказало мне, что он еще не в состоянии разговаривать. Послышался резкий повелительный голос с немецким акцентом:

— Раскудахтались, как курицы! Тихо! Жак, автомат при тебе?

— Так точно, капитан.

У Жака был спокойный, уверенный голос, и при других обстоятельствах он показался бы мне приятным.

— Отправляйся на корму! Стань перед входом в салон и контролируй среднюю палубу. А мы пойдем на нос, прочешем весь корабль до кормы и выгоним его на тебя. Если он не сдастся, стреляй по ногам. Мне он нужен живым!

Проклятье! Это было еще хуже кольта! Из того хоть можно было выпустить за один раз только одну пулю, а автомат Жака работал сериями, самое меньшее по двенадцати зарядов. Я почувствовал, как снова деревенеют у меня мышцы правого бедра. Это уже превращалось в безусловный рефлекс.

—. А если он прыгнет за борт, сэр?

— Я должен тебя учить, Жак?

— Нет, сэр.

Я был не глупее Жака, и мне тоже не надо было ничего объяснять. У меня появился какой-то неприятный, сухой вкус во рту. В моем распоряжении было, видимо, не больше минуты, потом будет поздно. Я потихоньку проскользнул к правой стенке радиорубки, достаточно отдаленной от того места, где капитан Имри отдавал приказы своим людям, бесшумно спустился на палубу и направился к штурвальной рубке. Внутри нее фонарик мне не понадобился — вполне хватало отражения большой дуговой лампы. Я присел на корточки, чтобы не быть замеченным через застекленную часть, и мой взгляд сразу упал на то, что мне и было нужно,— ящик с сигнальными ракетами.

Двумя быстрыми движениями я перерезал канаты, крепившие ящик к полу, а кусок метра три длиной привязал к ручке ящика. Потом достал из кармана пластиковый мешок, снял куртку и брюки, надетые поверх комбинезона, вложил все это в мешок и привязал к поясу. Куртка и брюки были весьма важными атрибутами. Личность, которая бы разгуливала по «Нантсвиллу» в костюме аквалангиста, не могла рассчитывать, что на нее никто не обратит внимания. И напротив, в обычной одежде моряка у меня была некоторая надежда-—особенно в полутьме и на расстоянии — быть принятым за члена команды. Так оно, кстати, дважды и случилось. Кроме того, я покидал Торбэйскую гавань еще до наступления темноты, и если бы местные жители увидели аквалангиста в полном снаряжении, в конце дня отплывающего от берега в надувной лодке, они не удержались бы от комментариев. Я уже имел случай убедиться, что любопытство жителей маленьких портов Шотландских гор ничуть не уступает любопытству их собратьев из срединной части Англии.

Низко пригнувшись, я вышел на правое крыло мостика, где наконец смог выпрямиться. Я вынужден был рисковать. Теперь или никогда, поскольку команда уже начала прочесывать судно. Я медленно опустил ящик, привязанный к канату, за борт и стал ритмично раскачивать его вдоль корпуса «Нантсвилла», как это делают моряки, готовясь бросить зонд.

Ящик с ракетами весил около двадцати килограммов, но я не чувствовал его веса. Дуга маятника быстро достигла 45 градусов — практически максимум, на который я мог рассчитывать, если принять во внимание, что отпущенное мне время могло кончиться в любую минуту. Я ощущал себя, как канатоходец без страховки под дюжиной юпитеров, .Когда ящик, описав очередную дугу, достиг наивысшей точки, я выпустил канат и зарылся в сложенный на палубе брезент. Укрываясь, я внезапно вспомнил, что не сделал отверстий в ящике, и теперь мог только ломать себе голову — затонет он или нет! Впрочем, раздумывать об этом было уже поздно, я и так прекрасно представлял, что будет со мной, если он останется на поверхности. На верхней палубе, где-то в семи —десяти метрах от мостика, раздался крик. Я уже подумал, что меня обнаружили, однако через секунду раздался великолепный всплеск, и голос Жака тут же прокомментировал это событие: