Кирилл поднял голову, защищая глаза от солнца, приставил ладонь ко лбу и принялся отсчитывать этажи: первый, второй… Татьяна Сергеевна тоже задрала голову вверх, махнула рукой, привлекая внимание майора, и почти возликовала:
– Гляньте, у него кухонное окно нараспашку! Видно, оттуда и упал! – И торопливо перекрестилась: – Упокой его душу, господи!
На высоте, под ослепительно синим небом, действительно пузырились оконные занавески. Кирилл посчитал: точно, десятый. Вот и нашлась квартирка. Участковый, к счастью, на месте, но надо бы старшего по дому вызвать, понятых организовать. И вскрывать, если двери заперты… Да заперты, конечно. Не может быть все так просто.
Он повернулся к женщине.
– А чем этот… Как вы сказали? Он вообще кто?
– Федор Анатольевич? Он, значится, профессором был, не то историком, не то еще кем-то. В нашем университете преподавал, книжки умные писал… Известный человек, к нему даже из газеты приходили. А Ирочка, царствие ей небесное, в музее работала, тут, недалеко. Вон, видите, маковка торчит…
Кирилл оглянулся.
В просвете между домами действительно виднелась зеленая крыша, полукруглая, с резными карнизами, увенчанная башенкой – причудливой, с куполом. Местный краеведческий музей – скукота смертная. Кирилл бывал там как-то раз с женой, забежали спрятаться от дождя. Побродили с полчаса по залам под бдительным взором смотрительниц – пожилых женщин в пуховых шалях и вязаных жилетках, поглазели на чучела животных, какие-то картины и фотографии, старинные вышивки и половики, а затем сбежали, решив, что лучше мокнуть под дождем, чем дышать атмосферой старости и уныния.
Миронов сдвинул фуражку на лоб, что выражало некую степень задумчивости. Получается, именно там, в музее, работала супруга покойного Ирина Ковалевская. Возможно, одна из тех строгих старух, что сидели у входов в музейные залы. И как же она оказалась под колесами? Идти от дома всего ничего, по сути, дворами, да и сама улочка возле музея – тихая, машины ездят редко. Лихач? Надо будет по сводкам проверить…
Или все-таки не стоит бежать поперед батьки в пекло? Майор хмыкнул и вернул фуражку на место.
Минут через пятнадцать-двадцать оперативно-следственная группа стояла перед добротной металлической дверью в злополучную квартиру. Естественно, она оказалась запертой.
В присутствии старшей по дому слесарь открыл замок. Кирилл первым переступил порог, следом – участковый, а уж за ними гуськом – Дмитрич, следователь Марина и понятые. Участковый подал голос еще из прихожей:
– Хозяева? Есть кто живой?
Как и следовало ожидать, никто не ответил. Живые непременно отреагировали бы на тарарам у порога. Споткнувшись о разбросанную обувь, Кирилл проследовал по темному коридору, прошел на кухню, где развевались белые занавески. Но тут за спиной возник Дмитрич, попросил посторониться и тотчас принялся осматривать подоконник и оконную створку, наносить кисточкой порошок магнезии для обнаружения следов пальцев. А участковый тем временем внимательно разглядывал пол и стены. Кирилл решил не вертеться у них под ногами и вошел в гостиную. Следователь устроилась за круглым столом в центре комнаты, разложила бумаги. Появление майора встретила неприязненным взглядом. Видно, чувствовала его пренебрежение.
Взгляд Кирилл проигнорировал. Он уже отметил, что диван подготовлен ко сну: простыня аккуратно расправлена, подушка взбита, а край одеяла отогнут. Миронов хмыкнул про себя. Нет, человек, с таким тщанием расстеливший постель, не мог внезапно впасть в безумие и выброситься из окна. Значит, Дмитрич прав: кто-то его вытолкнул. Но кому нужно убивать хозяина квартиры – старого и немощного? Зачем?
Кирилл огляделся и увидел большое фото в деревянной рамке, стоявшее на полке высокого, до потолка, стеллажа, забитого книгами. С фотографии смотрела пожилая чета: статная женщина с приятными чертами лица и почтенный усатый старец с едва заметной улыбкой на тонких губах. Женщина держала в руках букет сирени и тоже улыбалась, а супруг стоял рядом, вытянувшись в струнку, точно солдат на параде. Рядом – снимок поменьше, перечеркнутый черной лентой, той самой женщины, что и на первой фотографии, но сделанный явно позднее. А на спинке дивана валялась скомканная пижамная куртка в полоску…
Александра потопталась перед стеклянными дверями, вздохнула, а затем решительно потянула их на себя. Затея казалась глупой изначально, и семья отговаривала, мол, не суйся, все равно ничего не добьешься. Вот же оно – постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Самоубийство, мол, и все – взятки гладки! Но только отступать она не умела, хоть тресни.
Читать дальше