Федора Яшина: Богоубийцы

Пацану лет двадцать. А может, чуть старше. Из армии недавно. В обеих руках по мешку с деньгами, и о том, чтобы дотянуться до пистолета, нет и речи.

Всё произошло за секунды. Парень шел быстро. Как только он прошел мимо меня и оказался ко мне спиной, я сделал шаг в его сторону, перехватил палку поудобнее и начал уже замахиваться, как вдруг в этот момент один из посетителей, что находились в вестибюле, преградил мне путь. Еще секунда, и инкассатор ушел бы из зоны, где я смог бы его достать. Однако я уже весь был в деле. Ни страха, ничего подобного. Только цель. И цель должна быть достигнута. Со мной всегда так, еще с детства, когда я спортом занимался. Ссу до последнего, но как только на ковер вышел – всё, все мысли в деле.

Отпихнул этого козла и, хоть самая благоприятная позиция была потеряна, вновь замахнулся. Инкассатор начал оборачиваться на шум, но не успел.

Ударил куда-то в голову. Куда – точно не видел. Его отбросило в сторону, и он упал, довольно сильно ударившись затылком о каменный пол. На всякий случай замахнулся еще раз, но понял, что палка моя сломалась. Парень явно был в нокдауне, но в тот момент я этого не понял. Я лишь видел, что он уже пытается подняться, и мне даже показалось, что рука его тянулась к кобуре. Я сильно перепугался такого поворота событий, отбросил обломок палки в сторону и бросился на него. Несколько раз ударил кастетом. Раза два, три. Не больше. Может, четыре…

Кровь брызнула в лицо. Попала в глаза. Это заставило опомниться.

– Мешки хватай, – заорал Генчик.

Я бросился к мешкам с деньгами, схватил их и вбежал в лифт. Краем глаза заметил, как остальные трое посетителей в испуге прижались к стенам. Баба истерично визжала.

Генчик нажал кнопку. Лифт ехал долго. Всего один этаж, но долго. Мы запихали деньги с мешками в специально взятые для этого сумки.

– С дороги, суки, перестреляем всех! – кричал этот дурень. – У меня заложник. Я его убью! – наверно, он был сильно напуган и ему казалось, что эти слова и та интонация, с которой он их выкрикивал, заставит людей шарахаться в стороны и поможет быстрее выбраться отсюда. А может, это Гурам ему такое кричал в ухо? Сидел, сука, в машине и орал, прикалываясь и управляя нами, как будто играя в компьютерную игрушку.

Та минута, в течение которой мы бежали по коридорам к выходу, была чрезвычайно длинной. Я бежал и думал о том, что она такая длинная, и о том, что теперь со мной будет. Сначала я сильно испугался, а затем меня вдруг охватила дикая эйфория от содеянного, от того драйва, который со мной происходил. От того, что всё получилось! Помню, как сильно билось мое сердце. В крови было столько адреналина, что было даже радостно. Я бежал, мое лицо и руки были в крови, а я улыбался, как дурачок, стащивший пирожок.

Уже на спуске по лестнице мой взгляд вдруг упал на лицо Генчика, и тут я вообще заржал, потому что оно было белым, буквально как бумага. Сильно перекошено, будто в судороге. А мне было смешно. Корявая, смешная рожа ботаника, ограбившего банк. Просто ржач…

Мы выбежали на улицу и уже было бросились к общаге, как вдруг из-за угла появился человек с пистолетом в руке…

Это началось в июне, в самых первых числах, утром. Мне позвонил отец, покряхтел в трубку в своей обычной манере, когда собирался сказать что-то не очень приятное, и велел подняться к себе в кабинет.

– Зайди заодно и к Саше, и к Маше. Попроси, чтобы тоже поднялись.

Я зашла к Машке и оттуда позвонила Сашке. Они тоже недоумевали, с чего бы это отцу вздумалось с утра устраивать собрание. Когда наконец поднялись наверх, увидели, что кабинет его полон людьми. Сам он сидел за своим рабочим столом, теребил бородку и что-то говорил начальнику охраны, расположившемуся на диване у окна. На этом же диване сидела симпатичная, хотя, пожалуй, чересчур мускулистая и поджарая девушка, явно спортсменка. Еще двое плечистых молодых парней топтались у окна. Отец был очень хмур. В последнее время дела у него шли не очень хорошо и он нечасто баловал нас своим вниманием. Впрочем, мы относились к этому с пониманием и, зная эти его трудности, старались ему не досаждать. Да и себе дороже было соваться. Потому-то такой ранний сбор и был для нас неожиданным.

Как только мы вошли, отец быстро закончил разговор с начальником охраны и обернулся к нам.

– Здравствуйте, родные мои, – расплылся в улыбке. – Надеюсь, вы уже не спали и я вас не разбудил. Тем не менее, всё равно извините меня, но позже я не смог бы с вами встретиться. Нужно уезжать через 15 минут. Присаживайтесь куда-нибудь, – он поводил рукой, указывая на кресла и стулья.