Светлана Бестужева-Лада - Мера за меру

– Помолчи, Нина, – услышала я негромкий голос, такой же красивый, как и его обладательница. – Или говори о себе.

– О кей, – покладисто согласилась Нина. – В общем, когда тебе начнут передачи приносить…

В этот момент дверь отворилась и вошел врач в сопровождении медсестры, так что Нина оборвала начатую фразу на полуслове. Вика даже не шелохнулась, хотя именно к ней врач обратился в первую очередь:

– Ну, как мы сегодня? Все еще молчим? Виктория, красавица моя, ну, нельзя же так! Депрессия депрессией, но те лекарства, которые мы вам даем, должны помогать. А вы третий день рот не раскрываете. Как вас лечить прикажете?

Ноль реакции.

– Хорошо, добавим еще одно средство. Оно, правда, вызывает некоторое возбуждение, но, я думаю… Завтра с утречка и начнем. Спит она нормально?

Этот вопрос был адресован уже Нине. Та пожала плечами:

– Не знаю, я-то сплю, как убитая, пока утренние процедуры не начинаются. А то бы еще спала.

– А вы сегодня как?

– Как и вчера! – неожиданно резко отозвалась Нина. – Сюда нужно было не меня, а моего супруга определить, тут ему самое место. А я бы и дома в себя пришла, быстрее, кстати, чем в вашем заведении.

– Нина, но ведь попытка самосожжения…

– Обычно заканчивается летальным исходом. А тут все здорово красиво: волосы сгорели, кожа на голове слегка пострадала. А остальное – в целости и сохранности.

– Милиция определила это как попытку суицида…

– Ах, Петр Андреевич, – с неожиданной горечью отозвалась Нина, – милиционеры, как и все люди, могут ошибаться. И ошибаются.

– Но признаки депрессии-то налицо…

– Точнее, на лице, – усмехнулась Нина. – Знаете, женщины – странные существа, очень трепетно относятся к своей внешности. А у меня волосы были – все бабы от зависти дохли. Такие только в рекламе по телевизору можно увидеть, и то – редко. Теперь нужно ждать, пока отрастут, да не останется ли проплешин. Да будут ли прежними… Как же тут без депрессии? Без депрессии тут никак не обойтись.

– Вылечим, – бодро обещал Перт Андреевич. – Сон наладили и с депрессией справимся. Вместе, конечно.

Нина только хмыкнула и махнула рукой. Доктор же переключил внимание на мою персону.

– Как самочувствие, Майя?

– А никак. Не понимаю, где я, что я, что делать и кто во всем этом виноват. И откуда вам известно мое имя, если документов при мне не наблюдается?

– Ну, где вы, мы, кажется, прошлый раз определили. А имя ваше назвал тот человек, который вывал «Скорую». Назвался вашим соседом по подъезду. Вы одна живете?

– Нет. С мужем.

– А где же вечером был ваш муж?

– Насколько я помню, дома. Это он меня сюда определил?

– Не думаю. Милиция звонила к вам в квартиру, никто не открыл.

Н-да. Чем дальше, тем интереснее…

– Ничем не могу помочь, – сухо ответила я. – Когда выходила на лоджию, муж точно был дома, сначала мы беседовали на кухне, потом он курил в гостиной.

– О чем беседовали?

– О том, что он от меня уходит.

– Вы были поражены? Или это был уже не первый подобный разговор? Как вы отреагировали?

– Такойразговор первый, мы вообще жили очень мирно. Я пыталась что-то лепетать, потом поняла, что сорвусь в истерику и ушла на лоджию.

– И…?

– И очнулась в вашем заведении.

– У вас была мысль покончить с собой прямо в тот же вечер?

– У меня вообще такой мысли не было. Я плакала, кажется. А потом подошла к открытому окну, из него вид очень красивый, успокаивающий.

– И…?

– И все, – уже с некоторым раздражением отозвалась я. – Возможно, муж собрал вещи и ушел, решил разговор не продолжать. Впрочем, не знаю.

– Завтра к вам придет дознаватель. Обычная процедура, ничего страшного. А мы вас пока полечим. Приведем в порядок, пообследуем…

– Не получится, – покачала я головой.

– Почему?

– То, что я без документов и денег – это полбеды. Но я без сигарет и без мобильника…

– А вы без них жить не можете? Кстати, мобильники у нас запрещены. С шести до восьми вечера можно позвонить с поста дежурной медсестры, если врач позволит.

– Я без сигарет жить не могу.

– Так пусть вам принесут. Передачи принимают ежедневно.

– Кто мне их принесет, если никто не знает, где я?

Против моей воли в моем голосе уже отчетливо слышались истерические нотки.

– Скажите, кому позвонить, мы сообщим.

– Мужу, – буркнула я.

– Кому еще?

Помимо названой кандидатуры у меня имелась еще только одна: Марина, моя единственная настоящая подруга еще со школьных времен. Но она в данный момент наслаждалась морем и солнцем в Испании вместе с очередным бой-френдом. В издательстве, где я получала переводы и деньги за них, у меня были только хорошие знакомые, которые вряд ли обрадуются перспективе снабжать передачами коллегу в психушке. Но сообщить, конечно, придется, иначе будет нарушен контракт, а это, как говорится, чревато…