Светлана Бестужева-Лада - Брак под короной

Чем они так не понравились друг другу с первого же взгляда – ума не приложу. Вроде бы интеллигентные, воспитанные люди, одного круга, с одними и теми же морально-этическими критериями. И – на тебе. Неприязнь буквально аллергического характера. Хоть к врачу за лекарством обращаться.

Ася не принадлежала к категории женщин, которые обожают кокетничать с мужьями подруг, пусть даже и лучших. Мой супруг к женщинам относился скорее положительно, чем отрицательно, хотя всем дамам на свете (включая меня) предпочитал старый, добрый футбол-хокей по телевизору с кружкой пива, или тот же напиток в редкие «банные дни» с друзьями. Но Асю он невзлюбил практически сразу, хотя внятно объяснить мне – почему, так и не смог.

Ася тоже плохо переносила общество моего супруга, хотя к мужчинам относится с большой приязнью и, насколько мне известно, не считает соблюдение супружеской верности добродетелью, а ее нарушение – смертным грехом.

Подробностей я, конечно, не знаю, не тот Аська человек, чтобы делиться интимными вещами, но алиби ей, если в этом возникала необходимость, исправно обеспечивала. Думаю, что если бы я попросила ее об аналогичной услуге, проблем бы тоже не возникло. Но пока у меня не возникало подобной потребности (тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить).

Впрочем, эта взаимная неприязнь, эта невидимая война Алой и Белой Розы, ведущаяся с соблюдением всех приличий и светскости, придает нашей с Асей многолетней дружбе определенный налет романтизма – запретный плод, как известно, сладок. Пардон за банальность. Тем более, что другими близкими подругами или хотя бы приятельницами, мне к тридцати годам так и не удалось обзавестись.

Частично это объяснялось моим воспитанием. В детский сад я никогда не ходила, все каникулы, в том числе, и летние, проводила исключительно в Опочках, у своей бабушки, поскольку никто и слышать не хотел ни о каких пионерских лагерях. Я не роптала: из развлечений там имелся велосипед, качели за домом и сельская библиотека, причем роскошная.

Я не преувеличиваю, в ней сохранились даже книги из какой-то барской усадьбы, почти сплошные раритеты. А остальное – примерно две трети – лучшие произведения отечественной и художественной литературы. Вся моя невероятная начитанность – это исключительно результат регулярного проведения времени на качелях за домом с книгой в руках.

На велосипеде же я совершала довольно длительные прогулки, представляя себе, что скачу верхом на породистой лошади по просторам собственной усадьбы. К сожалению, моих сверстников там не было, поэтому я с детства довольно необщительна и замкнута, что ужасно огорчало мою бабушку.

– Вот ты сидишь за одной партой с Юлией, – начинала она к примеру. – Она хорошая девочка?

– Нормальная, – пожимала я плечами.

– А кто ее родители?

– Не знаю, – честно отвечала я.

– Ну разве можно быть такой нелюбопытной?! А живет она где?

– Где-то недалеко от школы.

– Ты с ней дружишь?

– Нет, только иногда по телефону уроки друг у друга узнаем.

– А с кем ты дружишь?

Это был самый сложный вопрос, потому что я, в общем-то, ни с кем не дружила в том плане, в котором эта понимала бабушка. Хотя училась я в классе с гуманитарным уклоном и там преобладали девочки, я предпочитала двух мальчишек из математического класса. С ними можно было поговорить о чем угодно, один из них писал замечательные стихи, а второй знал массу забавных историй. Иногда после школы мы задерживались в вестибюле и трепались там, пока нянечке это не надоедало. Но назвать все это дружбой я не могла при всем желании.

Я никогда не была в пионерском лагере, практически не ходила в детский сад: родители отыскали для меня большую редкость в то время – частную группу для детишек от двух до семи лет, которую вела какая-то интеллигентная дама без определенного возраста. Нас там было то ли семь, то ли восемь человек, и каждый занимался тем, чем хотел – хотя и в строгих рамках приличия. Рука у дамы была железная, и хотя она никогда никого из нас пальцем не тронула, мы ее боялись, как огня.

Когда я пошла в первый класс, мне показалось, что меня выпустили из клетки в открытый вольер. Я всегда была застенчивой, к тому же отец – военный инженер – воспитал во мне преклонение перед дисциплиной, исполнительностью и соблюдением ежедневного расписания. В общем, четверки у меня в дневнике были большой редкостью, в основном по техническим предметам, которые мне давались туговато.