Екатерина Сереброва - Нотариус

Завтра можно будет попробовать выпросить телефон или электронку у Ильи – не Семен Викторович, конечно, но лучше, чем ничего! И пусть гаденыш только попробует не дать. После того, что вытворял с ней.

С такими обнадеживающими мыслями Соня выключила свет и улеглась спать.

Ночью ей снился корабль в вечном плавании, который все мыкался то к одной пристани, то к другой, но всюду трос его отвязывался, не пробыв на стоянке и пяти минут. Так и приходилось кораблику скитаться, не зная суши.

Коновалов попросил перед отъездом аудиенции.

Что ж, будет ему тет-а-тет.

Последний, даже, может, качественный. От этой мысли Саше было приятно на душе. За те неделю с небольшим и неуклонными, почти непрерывными беседами с раненым он и привык к Коновалову, как к нечто само собой разумеющемуся. Не как к другу, Боже упаси, но как к богатой вазе или вычурному креслу. Вроде бы и не обязательно оставлять у себя роскошный предмет, но и выбросить жалко, и в интерьер он удачно вписался.

Однако ж избавляться от бизнесмена следовало жестко и окончательно. Александр быстро смекнул, что раненый больше не так уж и беспомощен, дети заскучали, а им, троим, вполне можно отсидеться и в деревне. Если и планировались еще покушения, то там Сашу тоже никто не найдет. А потом, не прятаться же всю жизнь. Можно обзавестись оружием – и вперед, защищаться Остапенко умеет.

Съехать с дачи Александр не боялся.

От кого его трясло, так это от Коновалова. Так что от головной боли пора было срочно отделаться.

Саша привычно прошел в комнату к Семену Викторовичу. Бизнесмен был уже при параде, «на чемоданах». Все его немногочисленные вещи перенес в машину Коля, и даже странно было сидеть напротив столь изящного и шикарного Коновалова в пустой комнатушке, созерцать убогое ее убранство, так резко контрастирующее с человеком, который по какой-то неведомой причине согласился в ней жить. Более того, не жаловался.

– Вы так и не спросили, чем я сейчас занимаюсь, – попенял Саше Коновалов.

Ну а то, как же без традиционных язвительных замечаний?

– Мне было неинтересно, – захотелось резко закончить все эти бредовые разговоры якобы по душам.

– Опрометчиво с вашей стороны, – качнул головой Коновалов. Он сцепил пальцы в замок и перекинул ногу на ногу, сложив руки на колени.

– Отчего же? Мне хватает о вас и информации о прошлом.

– Тот промежуток – очень короткий, Александр, чтобы вы могли сложить обо мне полную картину. Пять лет – что это? Просто пшик, – потянуло на философию Коновалова.

– Я бы не сказал. Вы столько наворотили… – он и был рад закончить, резко закруглить опостывшую тему, но язык действовал быстрее мысли.

– Что мне никогда не отмыться? – подсказал Коновалов с ухмылкой. – Перестаньте, пора бы вам уже смириться. Никто давно не вспоминает той истории. У людей короткая память, особенно на страшные события. Ни один человек, кроме вас, не связывает мое имя с Архиповым и его бандой скинхедов. Что, по сути, правильно.

– Ну допустим, что не связывают и не вспоминают. Но какой мне толк узнавать о ваших нынешних делах? Если хотите рассказать, так говорите.

– Вы очень учтивы.

– Устал я с вами изображать то, чего не испытываю, – раздраженно выплюнул Саша.

– Правдиво, – уважительно кивнул Коновалов. – Я…

– Не понимаю, и к чему же мне это знать?

– Хочу предложить вам место своего личного юриста, – громыхнуло так же неожиданно, как если бы ученые подтвердили, что за землей следят зеленые инопланетяне.

– Шутите, должно быть? Я буду счастлив избавиться от вас, что непременно и сделаю, – поджал губы Саша.

– Вы слишком много знаете для простого заштатного нотариуса, Александр. У вас нет выбора, кроме как пойти ко мне на службу. Гарантирую хорошие премиальные, да такие, что при грамотном вложении и распределении хватит на безбедную жизнь вашим внукам. Отпуск, больничные – все своевременно, у вас даже график будет вполне обычным, за редким исключением. Зато отгулы оплачиваемы. Такими предложениями не раскидываются, Саша.

– Не заливайтесь соловьем, Коновалов, бесполезно. Вы не заставите меня работать на вас, – жестко проговорил Александр. Тоненький голосок внутри, буквально вопящий о каком-то серьезном просчете, большой ошибке, Остапенко предпочел заткнуть.

– Вы так ничего и не поняли, правда? – потешался он, вдруг растянув губы в ухмылке. Той самой, отдающей безумием, как в день их самой первой встречи, когда Коновалов хладнокровно подсыпал яд своему коллеге по партии. Остапенко только сейчас в полной мере осознал, почему все это время, что он поневоле провел с раненым бизнесменом, Сашу не покидала тревога. Догадка эта вызвала шок, неверие, вцепилась железными клещами в глотку и не желала исчезать. Как бы страшно ни было.