Себастьян Жапризо - Дама в автомобиле

Издали я наблюдал, как вы провожали на вокзал вашего шофера, но решил не идти за вами. Это был риск с моей стороны и шанс на выигрыш для вас: вы могли уехать поездом с шофером и бросить «тендерберд» у пивной. И я дал вам этот шанс. Я приоткрыл крышку багажника и увидел в щелку, что трупа Коба там нет. Я пошел к своей «ДС», которая стояла с другой стороны крепостной стены. Немного погодя я увидел оттуда, как вы вышли с вокзала и поискали меня взглядом, потом сели в «тендерберд». Вы проехали мимо меня. Я последовал за вами. Когда я убедился, что вы возвращаетесь в Вильнев, я помчался по параллельным улочкам, чтобы приехать сюда раньше вас.

Мне пришлось ждать вас дольше, чем я предполагал. Я сидел в темноте, держа в руках винчестер, который вы оставили на диване. Вы вошли, зажгли в вестибюле свет. Должно быть, я слишком шумно шагнул в вашу сторону. Вы застыли на месте. В проем двери я видел ваш освещенный сзади силуэт. Вы меня не видели. Но мне надо было подойти к вам близко и выстрелить в упор, чтобы это походило на самоубийство. Я сделал еще один шаг. Я старался догадаться, что вы сейчас сделаете. Я был убежден, что вы прокрадетесь к дивану и попытаетесь схватить ружье, чтобы защитить себя. Но его там уже не было. Я двигался наперерез вам. Но до самого конца, Дани, ни один ваш поступок нельзя было предугадать. В тот самый момент, когда я считал, что вы уже рядом, я понял — но понял слишком поздно, — что вы не направились к дивану, а остались у самой двери и потом вдруг ринулись обратно в вестибюль, к лампочке. Стало темно. Я услышал, что вы разбили лампочку, услышал ваши быстрые шаги и принялся на ощупь искать штепсель, чтобы включить свет в комнате, но тщетно. Потом до меня донесся какой-то непонятный шум. А затем ваш голос. Такой же четкий и спокойный, как всегда: «Мосье Каравай, ни с места. Я только что опустила в ящик письмо, в котором находятся оба конверта для жалованья и мое краткое объяснение. Я его адресовала себе, но если я умру, его вскроют. Я не стала посылать его кому-нибудь другому, потому что Анита моя подруга, я ее люблю и хочу ей помочь. И не пытайтесь зажечь свет, в этом балагане я выдернула все пробки». Может я что-нибудь забыл, Дани? Да, забыл. Вы мне сказали, чтобы я положил «свое ружье», в противном случае вы боитесь, что вам придется «заставить меня сделать это». Я даже не задумался, каким образом. Я мог не сомневаться, что вам пришла в голову какая-нибудь очередная невероятная идея. Но меня заставили расстаться с винчестером не ваша угроза, а то, что вы сказали раньше о письме. Я сел на диван. Вы сели напротив меня, на ручку кресла. Пока я говорил, я все время смотрел в вашу сторону. Постепенно я привык к темноте и видел светлое пятно вашего платья, смутное очертание вашей фигуры.

Дани, вы выслушали меня, не прерывая. Мне бы хотелось, чтобы вы сказали, где труп Коба. А потом собрали бы свои вещи и вернулись домой. Мне бы хотелось, чтобы вы вели себя так, будто ко всей этой истории вы не имеете никакого отношения. Мне бы хотелось, чтобы вы молчали и разорвали оба конверта. Что же касается меня, то я выберу тот вариант, который принесет мне меньше неприятностей. Я все приведу здесь в порядок и пойду с повинной в полицию. Ведь вы понимаете, что я гораздо дешевле заплачу за убийство, чем Анита. Я выступлю в роли оплеванного мужа, который, узнав о том, что он обманут, в припадке отчаяния губит свою жизнь. Скажу, что двое суток я находился в смятении, но в конце концов во всем добровольно признаюсь. Я найму лучших адвокатов, и уж теперь-то я сделаю все, чтобы выкрутиться. О, я блестяще проверну это дело, можете мне поверить. Я даже надеюсь вырвать лишь условное осуждение.

Вот и все. Я старался, Дани, совершенно искренне рассказать вам о себе. Я хотел бы, даже если у вас создалось обо мне отвратительное представление, чтобы вы поняли, что добро и зло — это всего лишь две стороны одной медали, имя которой — страсть. Я долго наблюдал за вами, и все же я не знаю вас. Но вы должны меня понять, ведь был же какой-то момент, когда вы поверили, что сделали то, что сделала Анита. А теперь прошу вас, отдайте мне пробки, пусть в этом «балагане» зажжется свет. И еще — позвоните в Женеву и скажите Аните, что все в порядке, пусть она ждет меня, а я сделаю все возможное, чтобы приехать к ней не слишком поздно. Вот так, Дани, зажгите свет. Спасибо за праздники. Вот так-то.

Молодая женщина с перевязанной рукой занимала восемнадцатый номер в гостинице «Ноай». Она попросила принести ей кофе и газеты. От строки до строки она прочитала хронику во всех марсельских газетах, где рассказывалось, что один известный владелец рекламного агентства убил любовника жены и ночью сам явился с повинной в полицию города Авиньон. В одиннадцать часов утра эта молодая женщина села в такси и поехала на набережную Жёльетт, в порт. Стоя за оградой, она дождалась одного молодого человека, отплывавшего в Каир, схватила его за рукав, сказала ему, что хотя она и простофиля, но не надо все-таки переходить границу, заставила его вернуть деньги и отпустила на все четыре стороны. Потом она автобусом доехала до Касси, забрала в гостинице «Белла Виста» чемоданчик, расплатилась за номер и, воспользовавшись случаем, обновила в бассейне свой купальный костюм золотистого цвета. Не одеваясь, она пообедала на террасе, выставив ноги на солнце и любуясь морем сквозь темные очки. Во второй половине дня, когда она ждала автобуса на Марсель, она увидела шедшего за руку со своим отцом знакомого ей маленького мальчика. Она поцеловала его, называя Титу. Но в пять лет память у мальчика еще короче, чем когда он становится старше, и Титу ее не узнал. Она не утерпела и, держась метрах в двадцати, пошла вслед за ним по улице. Ей нравилось вот так просто провожать его, но старая женщина, которая никогда с нею не расставалась, сказала ей: «Несчастная ты дурочка, зачем ты мучаешь себя? Подними голову». Молодая женщина остановилась, достала из сумочки красную клетчатую каскетку, надела ее на свои белокурые волосы, слегка сдвинув на затылок, и спокойным шагом, с чемоданчиком в руке пошла назад к пристани. Два часа спустя она впервые в жизни села в самолет в Марселе-Мариньян. Все время, что она находилась в воздухе, ей было страшно. В Париже тоже сияло солнце. Улицы были украшены флагами. Она поехала домой, позвонила одному художнику и попросила его держать язык за зубами, если он прочтет кое-что в газетах. После этого она принарядилась и набрала номер, записанный на околыше каскетки.