Томас Уолш: Смертный приговор

— Дай-то бог, — пробормотал Кочран без особого энтузиазма в голосе. Он глянул на затрапезный вид окружающих домов (что за убогая улочка эта Третья Авеню!), на пустую проезжую часть дороги, обильно поливаемую дождем сверху, на тускло мерцающие лампочки, подсвечивающие вывеску над входом в бар, и надежда совсем покинула его. — Какой-то шанс у нас есть, это точно.

— Вы не правы! — воскликнула девушка с горячностью, поразившей Кочрана. — У нас есть не просто шанс! Нет! Сейчас на карту поставлено много больше. Мы обязаны доказать, что так не должно быть. То есть правосудие не должно совершать такие чудовищные ошибки. В противном случае — зачем мы тут с вами торчим? Зачем пытаемся докопаться до правды?

— Затем и торчим, — вяло согласился он.

— Конечно же, все случившееся — это просто трагическое стечение обстоятельств, я понимаю! — голос девушки звучал удивительно спокойно. — Тем более, нам надо верить, что мы правы и что все это крайне важно. Иначе …

— Что «все»? — впервые у Кочрана появился хоть какой-то интерес к разговору. — Вы расшифруйте это «все». Назовите конкретно пару вещей, чтобы я мог понять, о чем идет речь.

И у них разгорелся жаркий спор. Надо же! Из всех тем для дискуссии была выбрана именно эта, самая заумная и трудная для понимания. К тому же, в ней никак нельзя было нащупать ту нить, ухватившись за которую можно было выстроить убедительную аргументацию. Каждый из них занимал позицию, абсолютно противоположную мнению оппонента, при том что оба совсем не были искушены в философских дискуссиях, и каждый опирался исключительно на собственные оценки того, что произошло, плюс на личный опыт и интуицию. Кочран был настроен крайне мрачно. Он заявил, что если бы девушка видела хотя бы малую толику того, что видел он, если бы она лицом к лицу столкнулась со всей мерзостью человеческой натуры, какую не раз приходилось лицезреть ему, то она бы не рискнула затевать бесплодные дискуссии насчет того, что позволено, а что — нет. Жизнь есть жизнь, и никто не знает, какой сюрприз может она преподнести. А потому надо воспринимать вещи такими, как они есть. Что случилось, то случилось. И нечего разводить антимонии на пустом месте.

Вначале она совершенно искренне пыталась переубедить его, но постепенно стала терять терпение, и все чаще в ее голосе прорывалось негодование. Впрочем, ей так ни разу и не удалось убедить Кочрана в своей правоте. Единственное, с чем он согласился, в конце концов, и то не вслух, а исключительно про себя, так это с тем, что совсем неплохо, когда есть люди, которые смотрят на мир глазами Элен Морисон и верят в разумный ход вещей. Приятно знать, что кто-то где-то всегда готов прийти на помощь ему, Рею Кочрану, или тому же Джонни Палике.

Как ни странно, от подобных мыслей на душе у него стало теплее. Он даже повеселел и решил, опять же, исключительно про себя, что кое в чем девушка, возможно, права и не стоит с таким упорством цепляться за собственные принципы. Во время очередной дискуссии, вспыхнувшей между ними в ночь дежурства с пятницы на субботу, примерно около одиннадцати вечера, Кочран примирительно заметил, что, возможно, люди были бы гораздо счастливее, если бы они, в отличие от него самого, разделяли взгляды Элен Морисон. Впрочем, с его точки зрения, это опять же ничего не доказывает. Иллюзии, как известно, еще никого не спасли, ибо правда всегда остается правдой, какой бы неприглядной она ни была. А вот если начать…

Прямо перед ними припарковалась машина, и из нее вышел парень, совершенно не похожий на Джонни Палику. Он направился к бару. Кочран мельком взглянул на незнакомца и тут же утратил к нему всякий интерес. Зато Элен Морисон, замолчав на полуслове, вдруг издала какой-то нечленораздельный звук и схватила Кочрана за рукав.

Он медленно вылез из машины, чувствуя, как бешено заколотилось сердце.

— Спокойно! Посидите пока в машине. Не надо, чтобы он сразу же увидел вас. Пойду-ка рассмотрю его как следует. Я скоро…

Он скрылся в баре и через некоторое время вынырнул из него в совершеннейшей растерянности.

Мужчина, в котором Элен Морисон опознала убийцу, был дюйма на четыре выше Джонни Палики. К тому же, он был гораздо старше Джонни и гораздо плотнее его. За исключением светлых волос, между ним и Паликой не было ни малейшего сходства. Что она себе позволяет? — мысленно спросил себя Кочран, стараясь сохранить остатки спокойствия, ибо почувствовал, как на него неудержимо накатывает злоба. Холодная ярость, замешенная на самом что ни есть испепеляющем презрении. Быстрым шагом он направился назад к машине, где его поджидала Элен Морисон.