Алексей и Ольга Ракитины - Неоконченный пасьянс

– Ну-у, видите ли… жили мы на разных квартирах. И сферы приложения сил у нас были… э-э… различные.

– Что сие означает?

– Я живу интересами службы, а матушка… ведёт… в смысле, вела… – поправился он, – жизнь, соответствующую своему возрасту: пасьянс, визиты к таким же дамам послебальзаковского возраста, вот разве что с братцем своим носилась неумеренно.

– С Николаем Николаевичем Барклаем? Тот, что знаменитое путешествие совершил? – уточнил Путилин. – Или был какой-то другой брат?

– С ним, да. То есть, братьев у неё много, но в данном случае я имел в виду именно Николая Николаевича, географа и этнографа. Я, конечно, понимаю – родство со знаменитостью греет тщеславную душу, но по мне чем такая слава, как у дяди, лучше уж вообще без неё.

– Ну, почему же? Он громадное дело сдалал для отечественной и мировой науки…

– Помилуйте, – перебил Путилина Мелешевич, – рассказывать, как тебя чуть не съели на завтрак дикари – это, по-вашему, слава, о которой можно мечтать? Грибоедов, по крайней мере, погиб, выполняя государственную миссию. А за что рисковал жизнью дядюшка? За то, чтобы доказать, что объём черепа полинезийца равен среднестатистическому объёму черепа белого человека? Нёс, так сказать, идеи гуманизма и человеческой общности? Они – эти идеи – того стоят, на ваш взгляд? А эта мысль создать русскую колонию там, в этой папуасской земле? Будем базировать Тихоокеанский флот на Полинезию! Он всерьёз обсуждал этот вопрос с родным братом, другим моим дядюшкой, тот военный капитан. Затем Николай Николаевич обосновывал идею о создании под протекторатом России государства Папуас и даже поднимал этот вопрос в Географическом обществе. Матушка, главное, носилась с этими идеями как… как курица с яйцом, уж извините. Даже иной раз за неё становилось неудобно. Когда меня на официальном приёме – а я ведь работаю в Министерстве иностранных дел! – английский дипломат вдруг начинает расспрашивать, правда ли, дескать, что я со своей матушкой собираюсь переселяться на этот Берег Барклая, будь он неладен, я просто сквозь землю готов провалиться от стыда!

Путилин был явно озадачен эмоциональным всплеском двоюродного племянника знаменитого путешественника.

– Значит, Вы не разделяли восторгов Вашей матушки… – проговорил начальник Сыскной полиции.

– Нет, не разделял, – уже с нескрываемым раздражением подтвердил Мелешевич. – И, главное, мне непонятно, откуда что взялось: она ведь ему не родная, а всего лишь двоюродная сестра. Ну, подумаешь, детство провели вместе. Потом он уехал и его не было пять лет: учился за границей и путешествовал. Вернулся, год-полтора прожил в России и опять уехал. Всё ему дома не сиделось! Зуд странствий! И опять его не было Бог знает сколько времени, потом – «здра-ас-сте, вот он я, великий землеоткрыватель и ученый». Все пляшут вокруг него и его креольско-голландской жены и дочек. И матушка плясала больше всех! ну, да ладно, что уж теперь.

Дмитрий словно опомнился и почувствовал неуместность своего сарказма в это время и в этой обстановке.

– Я хотел бы предложить вам осмотреть вещи вашей матушки, вдруг пропало что-нибудь, – сказал Путилин. – Но сначала соблаговолите взглянуть на список ценностей, обнаруженных в квартире. Здесь, как видите, две графы: в одной – описание вещи или документа, а в другой – место, где его нашли.

Дмитрий впился глазами в бумагу. Путилин же внимательно следил за его лицом. Было заметно, что некоторые строки Мелешевич перечитывал по нескольку раз, сколзя глазами по одному месту опять и опять.

– Тут написано: «брошь золотая в виде ящерицы, с тремя изумрудами и перстень золотой с одним изумрудом – в потайном ящике в ножке стола в кабинете»… – пробормотал он изумленно.

– Да, мы обнаружили несколько профессионально изготовленных тайников: в массивных ножках письменного стола, между двойной задней стенкой бюро, в бельевом отделе шкапа в спальне, если точнее внутри перегородки бельевого отдела. Все они весьма хитроумно устроены, причём сделано это было во время изготовления мебели. В тайниках находились драгоценности. Вы почитайте дальше, там всё указано.

Судя по вспотевшему лбу Мелешевича и растерянно забегавшим глазам, услышанное явилось для него новостью. Вполне возможно, что мать скрывала от сынка-транжиры своё истинное богатство, опасаясь, что он начнёт давить на неё и рано или поздно заставит расстаться с драгоценностями. А это, как и для множества дам её круга было равносильно краху всей жизни.