Алексей и Ольга Ракитины - Неоконченный пасьянс

Доклад Иванова был выслушан в полном молчании.

– Судя по тому, как было обставлено убийство, и с какой тщательностью преступник спрятал тело хозяйки квартиры, – принялся рассуждать вслух Путилин, – а так же принимая во внимание тот факт, что в комнатах были задёрнуты шторы, я склоняюсь к выводу, что убийце было важно создать видимость того, будто хозяйка уехала на какое-то время. Но зачем, как Вы думаете, господин Иванов?

– Полагаю, ваше высокоблагородие, что преступник предполагал вернуться в квартиру, дабы забрать нечто, что было тут оставлено, либо закончить то, что было начато, – бодро оттарабанил Агафон.

Путилин только головой покрутил, да усмехнулся:

– Эк мудрёно завернули, Агафон Порфирьевич! Но по существу верно. Попытка проникновения в квартиру, которую вы обнаружили сегодня, свидетельствует о том же. То, что находится здесь в квартире, очень важно для понимания сути происшедшего, ведь для того, чтобы полезть в опечатанную полицией квартиру, надо иметь очень веские основания. Ну, а раз преступник намеревался ЭТО найти, то и мы займёмся тем же. Надо здесь всё осмотреть. Дос-ко-наль-но, слышите! Простучать всю плитку, стены, тщательнейшим образом проверить полы и плинтуса, искать тайники. Отодвинуть всю мебель, проверить все клееные швы на предмет возможной разборки. Давайте, за работу! Чует моё сердце, в этой квартире должно быть много интересного. Попутно в адресном столе надо отыскать родню хозяйки, пригласить сюда. Пора познакомиться с родственниками.

Начинать было решено с осмотра кабинета. Сыскные агенты резонно рассудили, что именно в этой части квартиры могут храниться деньги и ценные бумаги, которые можно было бы без труда обратить в деньги. Кроме того, тут могли находиться письма и дневники, которые могли бы пролить свет на обстоятельства жизни хозяйки.

В кабинете Александры Васильевны стояло бюро красного дерева и массивный секретер со множеством ящичков, полочек, с коробочками и шкатулками, которые почему-то так нравятся женщинам. Ни секретер, ни бюро не были заперты на ключ, и это была одна из обращающих на себя внимание деталей, ведь обычно, уезжая, хозяева стараются запереть документы и деньги.

На первый взгляд везде царил порядок. Бумаги не были перевернуты или скомканы. Толстые тетради, содержавшие многолетнюю отчётность управляющего имением, лежали отдельно и занимали целый ящик стола. Гаевский почитал записи последней из тетрадей: они датировались 1887 годом. Управляющий фиксировал свои расходы и денежные поступления, как-то: оплату заготовки леса, распил на принадлежавшей Барклай паровой пилораме дюймовых досок и их последующую продажу, перекладку печником дымоходов в оранжерее и тому подобное.

– Вероятно, именно эту отчётность собирался проверять с хозяйкой полковник Волков, – решил Гаевский.

В дальнем верхнего ящика лежала небольшая стопка ассигнаций, перетянутая синей атласной лентой.

– Двести пятнадцать рублей, – пересчитал деньги Иванов.

– А вот именные облигационные билеты Ассигнационного банка, – Гаевский вытащил из другого ящика внушительную пачку ярких красно-синих облигаций размером с книжную страницу каждая и принялся их считать. – На три тысячи семьсот рублей. Да, у госпожи Барклай водились деньги!

Повторный осмотр квартиры превратился в настоящий обыск: просматривалась каждая бумажка, каждая деталь обстановки, простукивалась мебель, стены, печные изразцы. Корзины, коробки, постельные тюфяки и одеяла тщательнейшим образом прощупывались в целях обнаружения вшитых предметов или мешков. Всё, что оказывалось найдено – драгоценности, деньги, бумаги – должным образом описывалось в протоколе и укладывалось в специальные коробки. За такой рутинной кропотливой работой полиции прошёл не один час.

Среди многочисленных бумаг покойной – разного рода счетов, именных облигаций, отчётов управляющего имением за разные года, писем и открыток Агафон Иванов обнаружил преинтересный документ. Это была записка на листе с угловым штампом столичного «Общества взаимнаго поземельного кредита», датированная девятнадцатым апреля сего года, то есть написанная буквально за пять дней до убийства Александры Васильевны Мелешевич, в которой приводилось описание её имения в Рождественском и рассчитывалась ориентрировочная оценка его стоимости. Наличие подобного документа указывало на то, что владелица собиралась либо продавать имение, либо брать кредит под его залог. Ни то, ни другое не казалось чем-то необычным. Самое интригующее заключалось в визитной карточке, подколотой английской булавкой к листу с расчётами: карточка эта принадлежала юридическому консультанту «Общества» Алексею Ивановичу Шумилову.