Дей Кин - Любовь и преступная ненависть

Талбот одним махом проглотил виски и не ощутил никакого облегчения. Не было необходимости спрашивать Вики о том, что произошло. Ее слова "добрый день, дорогой" сказали ему все.

Вики склонилась над ним и поцеловала. От нее пахло зубной пастой и молодостью. Ее волосы цвета спелой ржи были заплетены в две косы, которые спускались ей на грудь. Глаза Вики были синими и ясными, а щечки розовыми. Если она и сожалела о прошедшей ночи, то не подала виду. Вики шаловливо улыбнулась.

– Теперь вы пойдете под душ и побреетесь. Когда вы покончите с этим, вас будет поджидать аппетитный завтрак.

– Который час?

Она подняла со стола часы и посмотрела на них.

– Одиннадцать часов пять минут. Вам пора на работу.

– Да, конечно, я доставлю себе эту радость.

Талбот принял горячий душ, потом пустил холодную воду. После того как он побрился, Талбот почувствовал себя лучше. Платье Вики уже исчезло, на кровати постелено свежее белье. Славная девочка эта Вики! Она ему очень нравилась, но он никак не мог понять, как она очутилась в его постели. А в сущности, не все ли равно... Для него, Талбота, так же, как и для кретина Конли, теперь не имело значения, что произошло.

Вики накрыла стол на веранде, поставив мексиканский сервиз Джейн. Кофе был черным и горячим, тосты хрустящими, яйца и бекон аппетитными.

– Ешьте! – приказала Вики твердым голосом. – Вы, конечно, может, и больны, но если будете нормально питаться, то вылечитесь и почувствуете себя нормальным человеком. – Тут она приняла шаловливый вид и добавила: – Тогда я тоже буду довольна, мне даже будет приятно.

– Благодарю вас, – проговорил Талбот.

Вики спокойно уселась напротив него. Он спрашивал себя, должен ли он признаться ей, что не помнит, переспал он с ней или нет, но потом решил, что это нетактично.

– Почему вы меня не разбудили?

– А что, вы думаете, я пила вчера вечером? Лимонад?

Вики налила себе кофе. Талбот покончил с яйцами и, подняв голову, обнаружил, что Вики наблюдает за ним. В этот момент казалось, что ей чуть больше лет, чем на самом деле, потому что она не улыбалась.

– Вы ничего не помните, правда? Вы ни о чем не можете сейчас вспомнить.

Талбот решил быть честным.

– Нет. Мое последнее воспоминание – это тот момент, когда мы вышли от Рили. Он говорил мне, что я слишком пьян, чтобы вести машину, и вы предложили свои услуги, чтобы довезти меня до дому.

– Все так. Вы жалеете об этом?

– Не знаю.

Талбот встал, вытащил из бумажника две купюры по двадцать долларов и уронил их на стол перед Вики.

– Во всяком случае, большое вам спасибо за все.

Вики сразу стала раздирать банкноты сначала пополам, потом на четыре части, потом на восемь. Она кинула их на свою тарелку с яйцами, скомкав обрывки. Когда она подняла глаза, они блестели от слез.

– Вот уже четыре года я ждала этого момента, молясь об этом каждый вечер. И вот, когда наконец это свершилось, вы даже не поцеловали меня и хотите заплатить мне как уличной девке!

Талбот хотел дотронуться до ее плеча.

– Послушай, Вики...

Она нетерпеливо отстранила его руку. В ее глазах зажегся нехороший зеленый огонек. Она подняла со стола хлебный нож.

– Уходите, а не то я вас ударю! Надеюсь, что вы лишитесь места и "Таймс" вас хорошенько ошельмует.

– Они не замедлят это сделать, – проронил Талбот, направляясь к своему автомобилю.

Можно было подумать, что дождь никогда не посещал эти места. Ни малейшего облачка, солнце сверкало, лужи испарились. Небольшие группы арестантов в черном подметали опавшие листья и сучья в палисадниках Дворца правосудия.

Талбот чувствовал себя очень скверно в создавшемся положении. Он сомневался, что сможет когда-нибудь засмеяться. Часы, дни и недели предстояли не из легких.

Он поднялся по служебной лестнице и прошел в свой кабинет. Огромная высокая зала, по которой он проходил и которая так нравилась ему вначале, теперь показалась заброшенной и пустынной. Талбот уселся за письменный стол и позвонил мисс Картер. Старшая секретарша плакала.

– Как я счастлива вас видеть, сэр. Моя комната забита журналистами. Многие прибыли из Талахасси и Майами, они ждут вас с девяти утра. И ни я, ни мистер Уонг не знаем, что им сказать.

– Я и сам этого не знаю. Предупредите Карла, что я уже тут но журналистам ничего не сообщайте. Я не желаю их видеть.

– Хорошо, сэр, – на пороге она остановилась и обернулась. – Я очень огорчена, сэр. Даже не могу сказать, до какой степени я огорчена, сэр.