Андрей Мансуров - Мертвячка из озера

– Эльза!..

Кажется ей, или голос стал громче и настойчивей?!

Выбравшись из-под полога и засунув ноги в тапочки, она подошла к окну.

Гос-с-споди!!! Теперь ещё и глюки!..

Она отлично видит – вон, фигура в белом!

Отчётливо маячит на дальнем берегу болота-озера, чернеющего прямо под окнами её спальни. Видны даже протягиваемые к ней руки!.. Невольно она кинула взгляд на картину. (Нет! Никуда эта зар-раза не делась!) Но…

Да, будь оно неладно! Фигура – один в один!..

Но – там, на берегу?! Мысль её спросонья никак не могла сосредоточиться на чём-то одном: то ли разбудить Томаса, чтобы он взглянул…

То ли разобраться как-то самой (Но – как?!). То ли… Просто плюнуть на всё, и лечь спать дальше.

Подумав, она всё же тихонько, а когда не возымело действия, и громко, позвала:

– Милый! Томас… Да Томас же – чтоб тебя!.. – за секунду до того, как она совсем уж было надумала неаристократично пнуть милого в тощий зад, он заворочался, и уставился на неё ничего не понимающим взором из-под занавесей. – Ну-ка, подойди сюда!

Молодец. Он не стал переспрашивать, или возражать, а просто встал и подошёл к ней, прихватив с тумбочки очки.

– Посмотри туда, – она указала пальцем, хоть это и не принято в приличном обществе, – Ты там… что-нибудь видишь?

Фигура с протянутыми к ней руками, как ни странно, никуда не делась. Но Томас или очень удачно притворялся, медленно водя взглядом по дальнему берегу, либо и вправду никого не видел. О чём и сказал ей вполне честно:

– Дорогая… В чем дело? Я не вижу ничего… э-э… необычного. Что конкретно ты имеешь в виду?

– Ну… мне показалось…Вон там, – она снова ткнула пальцем, – Стоит, вроде бы, какая-то белая фигура! Женщина в ночной рубашке. И ещё она как бы зовёт: «Эльза!..» Не слышишь?.. – глаза сэра Генри почти сделали финт «выпучивания» – словно у краба. Затем «дорогой» взял себя в руки.

Снова придирчивым взглядом осмотрел панораму, открывавшуюся из окна, после чего куда внимательней осмотрел жену. Она подумала, что в тусклом свете ночника, пожалуй несколько… бледновата. И взволнована.

Огромные же выразительные глаза наверняка черны, и словно занимают поллица.

– Послушай, любовь моя… Я действительно никого там не вижу… Только ради бога, не расстраивайся – ты в таком положении, – он подчеркнул эти слова, – Быть может, я был неправ. Знаешь, давай я завтра же увезу тебя в город. Подумаешь, поживёшь в гостинице. Тогда и мне не надо будет возвращаться сюда – сможем ночевать прямо там!

Кэролайн мягко выскользнула из его объятий, и снова взглянула в окно.

Меньше всего ей хотелось, чтобы её муж подумал плохо о её психическом состоянии… Словно оно неустойчиво. Нет – она в порядке!..

Но вот до неё дошло – она ведь смотрит прямо туда, где только что…

Но – никого там уже нет!

– Ф-фу-у!.. – она перевела дух. – Нет, мне уже лучше. Тьфу ты, чего только не померещится в ваших болотах!.. Нет, я уже никого не вижу! А представляешь – я так удивилась, что даже забыла испугаться!..

– Но что… Что ты видела?

– Вот эту женщину! – Кэролайн ткнула указующим перстом прямо в ненавистную картину. – Это была она! Она стояла на том, дальнем, берегу, и звала меня… Нет, не так – она звала какую-то Эльзу. А кто это – Эльза?.. Да и кто… сама эта женщина? – от намерения не расспрашивать о фамильных байках не осталось и следа, но она этого уже не осознавала.

Томас поморщился, словно от зубной боли.

Потом чертыхнулся: «Я же просил их!.. Болтуны чёртовы…»

– Да нет же, дорогой! Мне никто ничего не рассказывал. Так что не надо никого ругать. Это правда – мне никто ни о чём не говорил… Да я и не расспрашивала, собственно, ни о чём, и – никого.

Так – что?.. Поведаешь очередную «роковую легенду старого Замка»?! – в её тоне уже появилась ирония, а на лице – пусть осторожная, но – улыбка. Правая бровь чуть приподнялась – приглашая…

«Дорогой» ещё попытался отвертеться, бормоча что-то вроде: «Может, лучше не надо?», «Не люблю я эти старые страшилки…», и «Ну за каким шутом это нужно ворошить – прошло же двести шестьдесят лет!»

Но уж если женщина чего-то хочет…

Женщину на портрете звали Рэчел.

Вернее, её девичье имя было Рахиль, и происходила она из семьи, где каким-то боком затесались еврейские (Впрочем, весьма преуспевающие!) предки… Но благодаря неповторимой красоте и недюжинному уму она произвела столь сильное впечатление на наследного лорда Томаса Генри, что он смело проигнорировал все ворчливо-стереотипные возражения остальных членов семьи, и женился-таки.