Алекс Фрайт - Бумеранг

Аста прошлась по ковру. Старухе показалось, что эта ужасная женщина в армейском камуфляже и арабском платке пьяна, или напичкана наркотиками. Однако, Аста просто обходила разбросанные игрушки, выписывая вокруг них замысловатые пируэты тяжёлыми ботинками.

– Утюг есть? – неожиданно спросила она, словно ни к кому не обращаясь.

– Не догадался взять, – старлей растянул губы в мерзкой гримасе.

Она вздохнула. Стояла посреди комнаты, всунув руки в карманы и вспоминала бородатого ливанца из окружения Кайры. Смотрела тогда, как он аккуратно наматывает оплетённый нитью электрический шнур на деревянную рукоять за черным цилиндром с обгоревшим жалом. «Лимада? – спросила она. – Зачем? Лучше патроны возьми или воду». «Волосы завивать буду, – ответил он». Тогда араб глянул на неё, как на полноценную тупицу. Спустя два часа она знала – лучше паяльника для выколачивания сведений ничего ещё не придумали. Кроме утюга, конечно, но тот слишком тяжёл, чтобы таскать его в рюкзаке за спиной.

Латиф вскинул на неё бешеные глаза.

– Уходи, пока тебя не прикончили. Попробуй спасти свою жизнь, – процедил он. – Постарайся, чтобы тебя не нашли сразу.

Аста знала, что такие самонадеянные, наглые и напористые понимают только язык силы. И чем быстрее почувствуют свою слабость, тем быстрее изъявляют желание пообщаться. Иногда такое рьяное, что и кляпом не остановить, и семью для этого трогать не так уж и обязательно.

– Нет, так просто уйти не получится, – произнесла она и выстрелила ему в ступню.

Старуха зашлась криком и поползла к ней. Пустила слезу девочка. Её мать вцепилась зубами в ладонь, а мальчишка принялся выкрикивать проклятия.

– Всем молчать, – прошипела Аста и повела стволом перед собой. – Кто оглох – получит пулю… В этот раз в голову.

Она ударила носком ботинка орущего сирийца в колено. Подумала секунду, и выстрелила ему в ступню второй раз. Вопль превратился в дикий рёв.

– Мне кажется, что лучше выполнять мои приказы, – поморщилась она. – Я права?

– Да, – совершенно спокойным голосом ответила молодая женщина и вдруг тихонько, с причитаниями, захныкала в унисон с маленькой дочерью.

Она без конца повторяла «Господи, господи, господи…». Шрамов наотмашь хлестнул её ладонью по щеке. Она отшатнулась и завыла в полный голос. Несколько мгновений он смотрел в её искажённый криком рот, потом перебросил оружие в другую ладонь и сжал пальцы в кулак. Тяжёлый удар отправил женщину на пол. Он сплюнул, подтолкнул к ней слетевший туфель и мотнул головой на дверь, где, сложившись пополам, лежали два трупа в общей луже крови.

– Ненавижу истеричек, – сказал он старой женщине, запихивающей за спину детей, как наседка цыплят. – Так что держи себя в руках, а то ляжешь рядом.

Старуха замерла, словно поняв чужой язык, а Аста не подняла головы – смотрела в остекленевшие зрачки Латифа.

– Больно? – спросила она участливым голосом.

Сириец открыл рот. Плюнуть ей в лицо не удалось. Ребристый цилиндр глушителя раскрошил зубы, разодрал небо и остался внутри кляпом с железным привкусом. Бесполезная теперь слюна сбежала из уголка рта на подбородок, вспухая красными пузырями. Аста надавила на рукоять, вгоняя ствол глубже.

– Я не слышала ответа. – повторила она. – Больно?

Латиф сумасшедше заморгал. Из одного глаза побежала слеза, уцелевшая нога выбивала пяткой по ножке стула барабанную дробь, напряглись жилы на шее, будто для крика. Ему безумно хотелось кивнуть – мешал ствол, торчащий в глотке колом.

– Сейчас исправим.

Шрамов протянул ей шприц. Аста зубами разорвала упаковку и вогнала иглу в плечо Латифу. Тот дёрнулся, скосил глаз вбок, чувствуя, как под кожей надувается тёплый шарик. Затем пронзительная боль начала затихать под верёвкой, врезавшейся в тело до крови, перестала рвать ступню и медленно растворялась в изувеченном рту.

Аста выдернула пистолет назад, брезгливо рассмотрела кровавую слизь на стволе и протянула оружие спутнику.

– Вытри.

– Чего? – не понял тот.

– Вытри, говорю, чем-нибудь. Держать противно.

– Чтоб тебя…

Шрамов сорвал с лежащей женщины платок, обернул ствол и со злостью принялся тереть его о ткань. Аста поискала глазами подушки. Сгребла ногами в кучу и уселась сбоку от Латифа, чтобы видеть и его, и дверь, и спутника, вполголоса матерящегося себе под нос. Прикоснулась кончиками пальцев к обрубку руки сирийца.

– Хромой? – спросила она, голосом полным сочувствия.