Эшли Дьюал - Ночные животные

– Мне очень жаль этих девушек. И, если вы намерены помогать им, я с вами. – Даня серьезно кивнул. Он до сих пор помнил, как ребята ушли из комнаты на поиски Олиного обидчика и оставили его одного… давно он так не страдал от бессонницы. – Друзья ведь всегда друг за друга стеной, да? Я плохо понимаю, что означает эта фраза и при чем тут стена, но моя мама часто так говорит. Значит, в этом есть смысл.

– Есть, Дань. Хорошая фраза.

– Вы должны уяснить, что мы осознанно подписываемся на это дело , – проговорил Костя и уставился на соседей, – и никаких поблажек не будет, если нас поймают или что-то пойдет не по плану.

– Мы ведь не затеваем ничего плохого, – нахмурился Селиверстов, – не нагнетай.

– Грань тонкая.

– Не будем ее переходить. Слушайте, пойдемте в столовую. Маша нас ждет.

– Точно, – Ромал устало кивнул. Как же ему хотелось спать! – Только нам не стоит искать ее дневник в открытую.

– Не понял.

– Говорите поменьше, я сам подведу Машу к нужным вопросам и ответам. Сколько времени уйдет на создание сайта?

– Примерно двадцать шесть часов, тридцать одна минута и…

– Даня, такая точность ни к чему.

– А, ну тогда чуть больше суток.

– Отлично. – Ромал покосился на Арта. – Начнем сегодня.

Костя не скучал по прежней жизни. Единственное, что связывало его с трущобами и металлическими заборами, с лабиринтами веревок, на которых сушили одежду, и доверху забитыми мусорными баками, – мама. Ромал не забывал о прошлой жизни из-за нее.

Анна Ромал не поощряла выбор сына. Какое-то время она злилась и отказывалась общаться с Костей, как и все остальные родственники. Но вскоре Анна смирилась. Пусть он учится, пусть уезжает, она молилась лишь об одном: чтобы Костя нашел свое счастье. Немного холодная, скупая на слова, но любящая, она всегда поддерживала Ромала.

« У каждого из нас своя клетка ». Так она говорила. Каждый сам выбирает, из-за чего он будет страдать, с чем будет мириться, за что станет бороться. Угодить всем нельзя. А расставить приоритеты можно. Главное не ошибиться, потому что, в отличие от родителей, незнакомцев, друзей или любовников, сами себя мы редко прощаем.

– У нас недели через две в пятницу не будет занятий, – бросил в трубку Костя, – и я хочу приехать. Ты не против?

– Приезжай, если считаешь нужным.

– У тебя голос уставший.

– Я недавно вернулась с работы. Сейчас придет отец.

– Ясно. – Ромал ткнулся лбом о холодную плитку. На кухне готовили, в комнате отдыха болтали студенты. Косте пришлось пойти в душевую, чтобы поговорить с матерью без свидетелей. – Я давно тебя не видел. Ты в порядке?

– К чему эти вопросы? – на выдохе поинтересовалась Анна. – Если ты…

– Непривычно беспокоиться на расстоянии.

– Я не собираюсь повторять то, что уже говорила. Ты в университете. Вот и заботься об учебе. Мэ шукар. [16]   Мэ шукар – с цыганского языка «Я в порядке». Не нужно лишних слов.

– При чем тут лишние слова?

– Мэ кхранио́. [17]   Мэ кхранио – с цыганского языка «Я устала».

– Хорошо, отдыхай. Тебе точно ничего не нужно? Может, приехать раньше или…

– Сейчас придет отец, – с нажимом повторила Анна Ромал, и Костя замолчал. Он так глубоко втянул прохладный воздух, что легкие чуть не лопнули. – Ты злишься, – вдруг проговорила Анна. – Ты всегда злишься. Что бы ни случилось, это твоя защитная реакция.

– Нет у меня никакой защитной реакции.

– Не притворяйся, что все в порядке.

– Это я-то притворяюсь? – недовольно отозвался Костя. – Ты не отвечаешь на мои вопросы, меняешь тему и повторяешь, что все отлично. Хотя я не могу приехать домой без предупреждения.

– Я говорю то, что должна .

– Ты должна говорить мне правду.

– Моя правда отличается от твоей.

– Дэвэл, мама! К чему этот концерт? Моя правда, твоя правда. Я должен знать, что с тобой, как ты, где ты, я должен знать, что этот ублюдок…

– Хватит!

– Дослушай меня.

– Мне незачем тебя слушать! – с усилившимся акцентом воскликнула Анна. Когда она злилась, у нее всегда менялось произношение. – У каждого из нас своя клетка. Я не спасаю тебя из твоей, а ты оставь меня в моей.

– Это нечестно.

– Мне пора.

– Мам, подожди…

Анна сбросила звонок, и Костя в очередной раз застыл с телефоном в руке, слыша на противоположном конце провода лишь длинные гудки. Как же его раздражали традиции и устои давно минувших дней! Он не понимал мать, не понимал отца. Не понимал мир, в котором жили его родственники. Может, поэтому он и сбежал? Он был запредельно далек от покровительства «априори», от уважения «без причины», от любви «по разумению», он не понимал, как можно уважать за факт существования. Как можно терпеть обиды и несправедливость? Как можно задыхаться в клетке, но не бежать на волю? Откуда взялись эти порядки незаслуженного почитания, уважения старших лишь за их возраст и опыт, который не всегда применим здесь и сейчас, в нашем времени. Мир за забором – гораздо страшнее, чем описывал в своих проклятиях отец. В этом мире трудно найти свое место и свое дело, почти невозможно обрести верных друзей, легко обзавестись завистниками и врагами. Мир за забором не определяет, как тебе жить, не рисует карту и не подсказывает, кем ты можешь стать. Так сложнее и рискованней, но так правильней. Место Константина определили еще до его рождения. Но почему? Кто дал им право распоряжаться мечтами и надеждами другого человека? Ромал ненавидел почти все, что имело отношение к его семье, но не проживал ни дня, не сожалея о своих чувствах. Как-никак, идти против своей крови в его общине считалось истинным преступлением; измена там страшнее, чем убийство и воровство. А он изменил принципам с той самой минуты, как понял, что способен отвечать за поступки самостоятельно, и отказался проживать уже прожитую кем-то жизнь.