Вячеслав Белоусов: Темнее ночь перед рассветом

В действительности Владислав в составе так называемого ограниченного контингента советских войск, введённых несколько лет назад в Афганистан, нёс боевую службу в армейской разведке. Когда Ковшов получил это известие от сына, он вспылил; не владея собой, рванулся ехать к областному военному комиссару, но, сообразив, что затея уже бестолковая, схватился за телефон и стал набирать номер Генеральной прокуратуры. Давний приятель ещё по учёбе в институте Виктор Илюшин осуществлял надзор за КГБ и уж, конечно, мог помочь, но вмешался случай – Илюшин отлучился из кабинета, и Данила не повторил звонка. Промучившись больше часа, он закрылся в кабинете на ключ и достал поллитровку из сейфа, а потом, обхватив голову руками, множество раз перечитывал злополучное письмо, в котором сын, как обычно, коротко объяснял свой поступок, прося ничего не говорить матери. До боли в глазах, опрокидывая стакан за стаканом, Ковшов пожирал те жёсткие строчки: «Мне нельзя поступить иначе, отец, ведь я твой сын…»

– Что с тобой опять, наказание моё? – Голос Очаровашки вернул Данилу в действительность. – Ты словно окаменел.

– Кефир холодный, застрял в горле, – почти натурально изобразил он кашель. – Сегодня ещё на заседание бюро обкома с утра бежать, а я от вчерашнего приёма не отойду. Давит шапка Мономаха.

Поцеловав жену, Ковшов перевёл дух только в салоне служебной «Волги», скомандовав водителю обычное: «Вперёд и с песней».

– Вы вроде собирались в обком пораньше? – заикнулся ничего не забывавший водитель.

– Успеем, Костя, в аппарат надо заскочить, – откинулся он на спинку сиденья, возвращаясь мыслями к злосчастному приёму.

Причины тому были: во-первых, записавшиеся подняли недовольный гвалт, узнав, что вместо прокурора их ждёт встреча с исполняющим обязанности. Когда же восторжествовала житейская мудрость: раз время убито, его следует с толком использовать, очередь почему-то не сократилась, а возросла – засиживались жалобщики у Ковшова, потому что тот угощал каждого чашкой чая, несмотря на удивлённые, а затем укоризненные взгляды грозной смотрительницы канцелярии, подававшей угощение; тщательно выслушивая явившихся, что-то записывал себе в журнал, хотя каждый приносил и оставлял у него на столе увесистый набор документов с письменным заявлением. Долго беседовал. Документы в своём большинстве содержали копии ответов из различных, в том числе и прокурорских, инстанций… Когда время перешагнуло девятый час вечера и голова Данилы застопорилась от выпитого кофе, а хвост очереди наконец-то подобрался к его кабинету, о чём выразительно просигналила глазами секретарша, сменившая начальницу, взгляд Ковшова упёрся в очередного вошедшего, того самого, позже ужасным образом приснившегося ему ночью. Но тогда Данила был далёк от всего этого, и он попросту безмятежно вздохнул, предвкушая скорое избавление от тяжких трудов, и, надёжнее укрепившись в кресле, воззрился на посетителя.

Нет, не японец тот был вовсе, каким привиделся во сне, а крохотный кореец. Действительно лыс, даже выбрит, но глаза те же – пронзительные и глубокие, ожёгшие Ковшова мистическим огнём, лишь он заглянул в них. Неведомым иррациональным чувством, приводившим в оцепенение, веяло от пришельца, и, перебарывая себя, Данила кивнул на стул:

– Чем обязан?

– Вот! – бросил тот на стол несуразный треугольный пакетик и остался стоять.

– Незаконных вложений не имеется?

– Моя не понимат.

– Деньги, наркотики?..

Кореец молчал.

– Отравы нет?

– Разве можно…

– Ирина! – позвал Данила секретаршу и, когда та вошла с чашкой чая, кивнул на пакет: – Просмотрите, зарегистрируйте. Он плохо говорит по-русски. Завтра дадите мне в почту. – И, глянув на посетителя, спросил для верности: – Может, на словах что-нибудь? Сможешь?

– Долго говорить… Моя домой далеко ехать.

– Откуда же вы?

– Завтра читай.

– А сам?

– Найдёшь меня, нужен буду, – и развернулся к двери.

– Адрес, адрес!.. – бросилась за странным посетителем Ирина.

Но корейца и след простыл.

Знал бы Ковшов, что жутким видением тот явится к нему ночью…

В записке пять корявых слов: «Найди меня, хозяин. Много скажу». На конверте ребус: «КИМ».

Проверили архивы за текущий и последние два года, всю переписку по жалобам и заявлениям, переворошили журналы входящей корреспонденции – талмуды, имевшие малейшее отношение к содержанию, смыслу, наконец, к почерку на клочке бумажки, таившейся в конверте корейца. Ничего близкого!

Читать дальше