Анна Малышева: Отель «Толедо»

Надя молча наклонила бутылку, наполняя свой бокал. Она даже не взглянула на собеседницу.

– И ты звонишь домой, по моему мнению, только ради того, чтобы косвенным образом вызвать меня в Амстердам. Не понимаю все-таки, почему ты не позвонила мне напрямую.

– Мне разрешили позвонить только сестре, – вырвалось у Нади. Опомнившись, она сильно покраснела. Поднеся бокал к губам, почти виновато женщина добавила: – Ты не понимаешь… Аукцион действительно был очень важен, они боялись огласки и контролировали каждый мой шаг. Это просто чудо, что я сейчас сижу тут, с тобой, и болтаю.

– Они – это кто? Варвара и…

– Варвара? – Надя отрицательно покачала головой. – При чем тут она? Мы с ней не контактировали после того, как я приехала. Она на меня за это очень обиделась! Ну, ты ее знаешь. По ее мнению, я должна была ежедневно приезжать на Де Лоир и валяться у нее в ногах, в знак благодарности за посредничество. За которое ей, кстати, хорошо заплатили! – с горечью добавила она. – А так как я этого не делала, Варя изволила считать меня последней тварью. Нет, с Варварой я дел не имела. Дирк не запрещал мне ни с кем общаться, просто просил никому ничего не рассказывать. Это было естественно… Понятно. Потому я и не звонила никому. Но все пошло куда хуже, когда я обратилась к Елене Ниловне… Вот этого делать не стоило, но я совсем растерялась. Мне стало страшно, ты права!

Александра, сдвинув брови, ждала продолжения. Она понимала, что Надя говорит с ней совершенно откровенно, но вероятнее всего, под воздействием нервного возбуждения от встречи и алкоголя. Такая минута могла не повториться.

– Я сделала ошибку, большую ошибку, что побежала к Елене Ниловне. – Надя в несколько глотков осушила бокал. Она говорила теперь заметно быстрее. – Я испугалась и сказала ей, что хочу прекратить сотрудничество с Дирком. И…

Она бросила взгляд на дверь, Александра перехватила его:

– И с Эльком, так? Я никому ничего не скажу, можешь быть уверена.

– Ах, я уверена в тебе, но знаешь, люди так ужасно меняются… – Надя схватила ее руку и какоето время не отпускала. – Да, меня напугали, сильно напугали. До тех пор, пока я не задавала вопросов, все шло хорошо, мне позволяли зарабатывать, все было на доверии. А тут… Я просто не придумала ничего другого, как обратиться к Стоговски. Потеряла голову. А уж она наложила на меня лапу… Все, что она разрешила мне в тот день, – сделать один звонок домой, сестре, причем сидела рядом в своей коляске и слушала каждое слово. И еще разрешила написать тебе письмо. Относила его в отель уже не я. Старуха отдала письмо горничной, той, здоровенной, смуглой…

– Рите, – машинально уточнила Александра. – Стоговски прочитала твою записку?

– Да, но было видно, что старая ведьма ничего не поняла! – злорадно, с ненавистью произнесла Надя. – Она вся скривилась, будто лимон съела. Я сказала ей, что ты просила рекомендовать тебе дешевый отель, чтобы жить какое-то время, может быть, длительное. Я даже не знала, отнесли ли мое письмо в отель. Не могла это проверить, только надеялась. Не знаю, поняла ли она, что такого отеля нет в Амстердаме. Но я рассчитывала, что если они заманят и тебя, ты догадаешься, как попалась я. И ты ведь догадалась!

– Да! – Александра, как наяву, видела перед собой надпись на серой стене дома. – Я чуть с ума не сошла, когда это увидела. А им было невдомек, они даже не замечали надпись. Это разница во взглядах – туриста и местного жителя.

– Я надеялась, что не зря пропала, что хоть тебя спасу! Эльк говорил о тебе с Дирком, я как-то слышала. Им нужен был русский эксперт с хорошей репутацией. Если бы избавились от меня, взялись бы за тебя! Ты бы тоже получила очень заманчивое предложение о работе. И ты ведь согласилась бы?

– Разумеется, – с убеждением ответила художница. – Разве я стала бы во все заранее вникать? Времена тяжелые. Соблазн велик… А потом оказалась бы перед фактом…

– И я согласилась! – пробормотала Надя. Язык у нее начинал заплетаться. – Я в тот день думала о смерти… Я видела ее наяву, близко! Очень близко!

Надя сжала пальцы на запястье подруги, сильно, неосознанно. «Останутся синяки!» – мельком подумала художница.

– Так отчего же умер Петер Моол? – спросила она.

– Яд, – просто ответила Надя. – Я бы не узнала, ведь никто так и не узнал, но его внучка проговорилась. Довольно эксцентричная девица. Она напилась в день смерти деда и выболтала при мне все. Я как раз была у Моолов… Девчонку после этого сразу отвезли очухаться в психушку, а мне пообещали кое-что такое, после чего я удрала к Стоговски. Ну а та повела свою игру. Я была тогда вне себя. Рассказала ей все, про аукцион, про «Детей садовника», про остальные серии…