Петр Никонов - Ночи Кадира. Сага о Гленарде. Том пятый

– И кто из них самый влиятельный? – заинтересовался Гленард.

– Джамал, – не задумываясь, ответил барон. – Дядя Его Высокопреосвященства.

– И командир Черных стражей?

– Именно так, ваша милость. Но его полномочия, не официально, но фактически, выходят далеко за пределы Корпуса Стражей Галирата. Можно без преувеличения сказать, что именно Джамал правит страной от имени Галира Айзифа.

– И Галир не боится отдавать так много власти в чужие руки?

– Генерал Джамал безупречно верен своему царственному племяннику. По крайней мере, ни у кого никогда не было повода в этом усомниться. И Галир Айзиф в той или иной мере ему доверяет.

– В той или иной мере?

– В полной мере Галир не доверяет никому. Но он никогда этого не покажет. Галир Айзиф вообще скуп на выражение любых эмоций. Я ни разу не видел его в гневе, и он ни разу при мне не повышал голоса на тех, кем он был недоволен. Просто спустя несколько минут такие люди бесследно исчезали в лабиринтах комнат дворца, и больше их никто не видел.

– А сам Галир? Он любит расправляться со своими врагами? Ему нравится присутствовать при их пытках, на казнях?

– Не могу знать, ваша милость. И, честно говоря, надеюсь никогда этого не узнать. Но я сомневаюсь в этом, если честно. Галир не похож на тех, кто наслаждается мучениями своих врагов. В отличие от того же Джамала, скажем. Тот на всё способен. А для Галира, я думаю, такие люди просто исчезают, и он не заботится, что с ними потом приключается. Но еще раз подчеркну, это лишь мои домыслы.

– Я понимаю, ваша милость, – Гленард задумчиво кивнул. – Просто хочу узнать получше, что за человек Галир Айзиф.

– Это сложно… Его Высокопреосвященство всеми силами старается никому не показывать своих эмоций. И ему это удается, надо признать.

– Это тоже интересная информация.

– Согласен, ваша милость. Прошу прощения, барон Гленард, вам рассказали об обычаях этикета, принятых при дворе Галира?

– Обращаться к Его Высокопреосвященству только в третьем лице и всё такое? Да, его светлость герцог Брайн рассказал мне по пути. Не беспокойтесь, барон, я уважаю этикет и обычаи других культур.

– Тогда я полностью спокоен в этом отношении. Вы и его светлость посланники Императора, поэтому целовать туфли Галира, как делают кадирские вельможи, вам не требуется. Достаточно будет уважительного поклона.

– Ну, хоть это хорошо, обойдемся без поцелуев, – усмехнулся Гленард. – А кто будет переводить наш разговор?

– Я сам, ваша милость. Между прочим, Галир Айзиф довольно бегло говорит на имперском, равно как и на старо-имперском наречии, которое является официальным религиозным языком Кадира в дополнение к обычному разговорному. И вообще, имейте в виду, очень многие в Кадире говорят на имперском. Не все хорошо, но многие понимают нашу речь. Будьте осторожны в обсуждениях важных вопросов.

– Понимаю. Спасибо за предупреждение, ваша милость.

– Ты, кстати, не хочешь выучить кадирский, Гленард? – вступил в разговор Брайн. – Я вот начал учить.

– Может быть, почему бы и нет, – Гленард пожал плечами. – В дополнение к моему хорошему знанию альвийского и поверхностному знанию наречий зоргов и бьергмесов. Лишний язык никогда не помешает.

– Он не такой уж и сложный, – заметил барон Джеррард. – Примерно четверть слов происходит из старо-имперского. В очень искаженном виде, конечно. Всё-таки столько веков прошло с нашего разделения.

– Ну, значит, точно нужно выучить, раз несложный, – добродушно улыбнулся Гленард.

Кортеж, тем временем, выбрался за пределы порта, и Гленард с интересом всматривался в городскую жизнь вокруг. Сразу за прибрежными складами начался рынок, огромный, раскинувшийся до самого горизонта глинобитными лавочками и парусиновыми навесами, где, казалось, можно было найти любой товар, существующий в мире, и даже то, что представить товаром было, на первый взгляд, невозможно.

Торговцы перекрикивали друг друга, расхваливая свои товары. Гул тысяч голосов сливался в шум, подобный гудению сотен растревоженных пчелиных ульев сразу. Завеса пыли, перемешанной с дымом, висела над низкими крышами. Плотная толпа неохотно расступалась перед каретой, оттесняемая стражниками, а продавцы, напротив, повышали голос до крика в надежде, что благородные господа из богатого экипажа обратят внимание именно на их ткани, одежду, посуду, оружие или драгоценности.

Наконец, спустя почти полтора часа, они выбрались из этого царства торговли и шума и, пробравшись по извилистой улочке, петлявшей между низкими серыми домиками, плотно ее обступившими, достигли тесной площади у городских ворот.