Андрей Воронин - Бык в загоне

Видимо, хозяин проснулся в настроении и потому говорил с телохранителем больше, чем позволяла "табель о рангах".

- Ванда звонила? - Самид, сидя радом с телохранителем, дымил ему в лицо, нимало не заботясь о том, что тому подобные вещи могли быть неприятны.

- Звонила, - эхом отозвался Тахир и, не в силах удержаться от нехорошей усмешки, добавил:

- Говорит, что ты ей мало платишь...

Ванда Сверубская, приехавшая на заработки польская проститутка, была одной из немногих телок, постоянно обслуживающих бакинца. Самид, по натуре человек жадный, мелочный и амбициозный, экономил даже на таких мелочах, как платные бляди: чаще всего он давал им помесячное жалованье, точно так же, как водителю или секретарше, однако за это "абонемент" требовал таких вещей, от которых даже у видавших виды берлинских шкур волосы вставали дыбом.

Когда Мирзоев заставлял ту же Ванду зализывать у себя анальное отверстие, она, подсчитав в уме гешефт, еще терпела. Но когда три дня назад Самид, упившись в полный хлам "Русской водкой", которая навевала на него ностальгические воспоминания юности, ополоумев, засунул ей в задницу пустую бутылку (к счастью для шкуры, горлышком внутрь), терпению проститутки пришел конец: она, некрасиво, по-бабьи расплакавшись, убежала, даже не взглянув на пачку новеньких, соблазнительно хрустевших стомарочных банкнот.

Но все-таки полька устраивала азербайджанца и красотой, и податливостью, и опытом, и терпением, и - главное! - относительно умеренными ценами, и именно по этой причине Мирзоев решил завести разговор с Тахиром об этой шкуре.

А Тахир не переставал удивляться потенции патрона, а главное - его неуемному желанию перетрахать всех женщин Германии. Мирзоев, какой-никакой, а все-таки восточный человек, наверняка мечтал о гареме - на "абонементе" азера состояли и негритянки, и вьетнамки, и немки, и латиноамериканки.

По непроверенным слухам, он даже оплачивал услуги какой-то узкоглазой женщины с Аляски.

Но Ванду он почему-то любил больше других (если только такие люди были способны на столь высокое и светлое чувство, как любовь).

- Так что она? - этот вопрос Мирзоева отвлек Тахира от пикантных размышлений.

- Обижается, - телохранитель повел плечами. - Плакала в трубку.

Казалось, эта информация удивила Мирзоева.

- Ва - и на что?

- Говорит, что ты, патрон, в последний раз немного нескромно себя повел...

- Я? Подумаешь, ну напилась девка, нажралась до потери пульса, хотел ей еще налить, стакана не было, так я ей из горла - в рот...

- Она называла другое место, - Тахир скромно потупил взор.

- Какое?

- Говорила, что ты в дупло ей бутылочное горлышко засунул, - печально вздохнул Тахир - так печально, будто бы не Ванда, а он пострадал от зарвавшегося патрона.

Самид отпрянул.

- Что?

- Да, она хоть и шкура, но честная и порядочная, фуфла гнать не будет. Невыгодно, иначе прогонишь, - резюмировал телохранитель.

Мирзоев на секунду задумался, но только на секунду. Этот человек умел находить выход из любого положения, иногда - самого неприятного для себя.

Нашел он такой выход и теперь...

- Ва, знаешь, наверное, я тогда сам слишком сильно нажрался, - с беззаботной улыбкой оправдания произнес он. - Это же как надо было нажраться, чтобы рот с дуплом перепутать?

Машина неслась дальше, спустя несколько минут Фридрихштрассе с его исторической застройкой осталась позади. Слева медленно проплыл серый купол Рейхстага, вскоре показались Браденбургские ворота и остатки знаменитой Берлинской стены, по кусочкам разбираемой туристами.

- Приедем в офис - поговорим о более серьезных вещах, - нахмурился Самид Мирзоев, когда "линкольн" поворачивал на Курфюрстендамм.

- Об Украине?

- Вот-вот...

***

Фамилия "Мирзоев" вызывала если не отвращение, то, как минимум, стойкую неприязнь у любого, кто с ним сталкивался, - этот человек обладал редкостной способностью настраивать против себя любого более или менее порядочного человека.

Это началось еще давно - в шестидесятые годы отец Мирзоева, известный в Баку партийный функционер районного масштаба, отправил отпрыска в престижный "Артек", предел мечтаний многих сверстников Самида. Будучи прежде всего не столько партфункционером, сколько кавказским мужчиной, отец сунул своему отпрыску сумку с гостиницами - в основном с фруктами.

Разумеется, Самид ни словом не обмолвился об этом обстоятельстве своим новым приятелям и после отбоя, набив финиками, урюком и сушеной хурмой полные карманы, прокрался в туалет - пожирать гостинец. За этим занятием его и застукали пацаны...