Андрей Воронин - Инструктор спецназа ГРУ

Эта идея настолько завладела его воображением, что он открыл вторую бутылку водки, несмотря на то, что закуски в доме не осталось никакой, если не считать пресловутой плотвы, которая уже начала попахивать - он так и не удосужился вынуть ее из ванны. Шатаясь, Быков добрел до ванной, выпустил воду, выгреб проклятую рыбу и, не откладывая, выкинул в мусоропровод.

К шести часам вечера он уже подпевал Высоцкому не лишенным приятности голосом, а в восемь нацепил орден и долго чистил наган непослушными руками.

Он так и уснул, сидя за столом и уронив голову на полуразобранный револьвер, с куском промасленной ветоши в руке. Проснулся он в пять утра от того, что затекла спина, выключил на кухне свет, перебрался на топчан и проспал до половины одиннадцатого.

Его разбудил орден, немилосердно впившийся в грудь своими лучами. Кроме того, болела голова, во рту творилось черт знает что - смесь пустыни Сахары с солдатским нужником, и вдобавок необходимо было облегчиться.

Выйдя из своего совмещенного санузла, он с недоумением уставился на лежащий посреди стола разобранный наган. Подойдя, пересчитал патроны: слава богу, все были на месте. Значит, стрельбы вечером не было. Зато в памяти ощущался огромный провал, в котором, черт возьми, могло скрываться что угодно - от танцев голышом на балконе до убийства. Виктор пощупал все еще висящий на груди орден. Да, перебор налицо. Как же это его так угораздило?

Он отвинтил орден и положил в коробочку, потом занялся револьвером. Голова трещала безбожно. В бутылке на столе оставалось еще с полстакана водки, и он жадно высосал ее прямо из горлышка. Головная боль понемногу отступала.

Быков собрал наган и открыл тетрадь с хоккеистами на обложке. Гершковича можно вычеркнуть, хотя дело прошло негладко и может оказаться для него последним. Он поставил напротив фамилии старого еврея крестик. Крестик получился тоже негладкий, кривой и дрожащий, как и вся эта вонючая история. Следующим в списке стоял Забродов. Виктор сжал кулаки, испытывая привычный прилив ненависти. Если бы не Забродов, ничего этого не было бы. Да, старый гриб остался бы в живых и еще какое-то время коптил бы небо, но недолго. Он ведь и вправду был очень старый и вскоре благополучно ушел бы на два метра под землю и без посторонней помощи. А Виктор нашел бы кого-нибудь помоложе, и все было бы, как всегда.

Погоди, сказал он себе, а уж не сам ли Забродов все это организовал? Обо всем догадался, выследил его, навел на старого букиниста и позвонил в милицию. И ведь они почти взяли меня с поличным, с содроганием понял он. Если бы я сразу принес пакет с собой... А теперь- дудки. Адреса моего Забродов не знает. Конечно, все остальное ему известно, и найти меня для милиции раз плюнуть, но улик у них никаких. Хорошо, что я тогда книги не взял. Уберег господь.

Он истово перекрестился на дешевую иконку, висевшую в углу кухни. Ревностным христианином Быков сделался в "Памяти" - там это весьма приветствовалось, но не в этом же, черт побери, дело! Просто там он увидел свет истинной православной веры и понял, что без этого русскому народу с инородцами не справиться.

Он покосился на наган. Да, похоже, что настало время им воспользоваться. Забродов был пониже Быкова и поуже в плечах, но Виктор, как профессионал, прекрасно понимал, что рост и ширина плеч не всегда имеют первостепенное значение. Иногда они вообще ничего не значат. Интуитивно он угадывал в Забродове что-то, что заставляло его настораживаться. Да стоит ли лукавить перед самим собой - он его откровенно побаивался, так что наган будет в самый раз. Остается только выследить дичь. Климова подождет, тем более, что визит к ней он решил отложить до конца будущей недели. А до конца недели многое может измениться. Например, кое-кто умрет.

Он обнаружил, что, несмотря на похмелье, испытывает зверский голод. Еды в доме не оказалось никакой, даже в хлебнице было пусто. Он закурил, чтобы отбить аппетит, и пересчитал деньги в бумажнике. Денег было не густо. Тем не менее, умирать голодной смертью Быков не собирался. В конце концов, до пенсии можно будет перехватить у кого-нибудь из тех старушек, что вечно торчат у подъезда. Не впервой.

Он совсем уже было собрался идти в гастроном, но тут зазвонил телефон. Быков быстро прикинул, отвечать на звонок или нет, и решил, что это, в общем, всё равно.

Но оказалось, что это совсем не все равно, потому что звонила Валентина Климова собственной персоной. Слушая ее охрипший, срывающийся голос, Виктор испытал такое возбуждение, что вынужден был сильно прикусить кончик языка, чтобы прийти в себя и говорить с ней спокойно. Планы менялись: она сама шла в руки и упускать такой случай было нельзя. Когда он намекнул, что знает, где Климов с дочерью, эта глупая курица обо всем забыла и готова была бежать на край света. Что ж, решил он, пусть поторопится. Ей совсем не обязательно знать, что бежать придется гораздо дальше, чем на край света. Гораздо дальше.