Андрей Воронин - Отражение удара

Бред или не бред, но рассуждения помогли. Сергей Дмитриевич расправил плечи и выпрямился, сев ровнее, чем вызвал удивленный взгляд жены. Даже похмелье, казалось, отступило - возможно, благодаря рассолу, а может быть, и по иной причине. Он человек, и никому ничего не должен. Всю жизнь его обкрадывали - то государство, то вороватые и наглые продавщицы в магазинах, то соседи по подъезду, так и норовившие при случае вытащить из почтового ящика газету. Дымящие заводы и автомобили воровали у него здоровье, хамы воровали его нервные клетки, набитые долларами рекламодатели воровали добрую половину времени, которое он мог провести у телевизора, получая простенькое бездумное удовольствие - одно из очень немногих доступных удовольствий. Что удивительного, если человек в такой ситуации свихнулся? Конечно, если все начнут убивать за здорово живешь, то ничего хорошего из этого не выйдет, но он-то ни в чем не виноват! Он болен, и вылечить его не может никто. Сумасшедший дом ничуть не лучше тюрьмы, а в чем-то, пожалуй, даже хуже, и все, на что он может там рассчитывать - это издевательства санитаров и, в лучшем случае, лошадиные дозы транквилизаторов, которые превратят его в тихого идиота.

На мгновение Сергей Дмитриевич почувствовал страшное одиночество и обреченность загнанного в угол зверя. Но это состояние длилось только мгновение. "Поймайте сначала, - в совершенно несвойственной прежде ему манере подумал Шинкарев, - а там посмотрим." Страх остался, но теперь Сергей Дмитриевич мог его контролировать, не позволяя животному ужасу затмевать разум.., сколько бы там его ни осталось.

- Шинкарев, - пробился в сознание настойчивый голос жены, - Шинкарев, ты меня слышишь, или все еще в прострации?

Сергей Дмитриевич вздрогнул и вернулся к реальности.

- Конечно, слышу. Задумался просто. Ты о чем-то спрашивала?

- Да как тебе сказать... Я спросила: может быть, ты мне все-таки объяснишь, по какому случаю вчера фестивалил?

Сергей Дмитриевич быстро и привычно, словно всю жизнь вел двойное существование, взвесил плюсы и минусы и решил, что полуправда будет предпочтительнее заведомой лжи, - Это из-за твоей Жанны, - сказал он. Вчера ко мне на работу приходил следователь. Он сказал, что ее убили. Ну, я и расстроился немного...

- Ничего себе немного, - вставила жена.

- Ну, много... Какая разница? Ее ведь этим не вернешь. Да и испугался я, признаться. Я же, судя по всему, был последним, кто видел ее живой.., если, конечно, не считать убийцу. Кстати, - спохватился он, - а что это тебе взбрело в голову сказать, будто она помогала мыть посуду? Если бы я ляпнул, что мы с ней беседовали о музыке, могла получиться полная ерунда.

- Я надеялась, что у тебя хватит ума промолчать, - ответила Алла Петровна. - Зачем мне нужно, чтобы моего мужа таскали на допросы и держали под подозрением, как какого-то маньяка? И потом, сразу же пошли бы пересуды: а что это за ночные разговоры на кухне? Да еще при живой жене! Представляешь, что можно насочинять?

- Все, что угодно, - согласился Сергей Дмитриевич. - До группового секса включительно.

- Вот именно. А сказать, что она ушла со всеми, я не могла. Гостей наверняка будут опрашивать. К чему явное вранье? Тем более, что ты ни в чем не виноват.

- Спасибо, - с чувством сказал Сергей Дмитриевич. - Вечно ты меня, дурака, выручаешь. Что бы я без тебя делал?

- Да уж... Осторожнее надо быть, Шинкарев.

Сергей Дмитриевич вскинул глаза от тарелки и подозрительно посмотрел на жену. Алла Петровна ответила прямым, твердым взглядом. Этот взгляд напоминал каменную стену: разгадать по нему мысли Аллы Петровны было невозможно. "Неужели знает? - метнулась в сознании Сергея Дмитриевича паническая мысль. - Неужто догадалась?

- В каком смысле? - спросил он. - Что значит осторожнее?

- Это значит, что надо меньше пить, - спокойно ответила жена. - Вечно ты по пьянке попадаешь в какие-то истории. Недотепа ты у меня, Сережа. Пить тебе совсем нельзя. Был бы бабой, насиловали бы тебя на каждом углу. Сто граммов налил и действуй.

- Скажешь тоже, - неловко ерзая, проворчал Сергей Дмитриевич. Он испытывал смущение: жена была абсолютно права, но от этого слова не делались менее обидными.

Алла Петровна заметила и правильно поняла его смущение.

- Пойми, я не хочу тебя ранить, - мягко сказала она, - но это правда. Пить тебе нельзя. Совсем нельзя, понимаешь? Лучше, если это скажу тебе я, потому что я тебя люблю и понимаю, как никто на свете.

"Это точно, - подумал Сергей Дмитриевич. - Только она меня и может понять. Как в песне поется: ты у меня одна... Может, сказать ей? Она меня любит, не предаст"."