Игорь Сотников - Дровосек, или Человек, сумевший наломать дров. Книга вторая

И если к посетителям у Секунда не возникло вопросов, – скорей всего по причине того, что он с ними чувствовал себя единым целым, ведь он тоже был одним из них, – то к обслуживающему персоналу, хотя бы уже по тому, что он был посетителем, у него была масса вопросов, начиная от их служебных обязанностей, кончая тем, что не относилось напрямую к их рабочей деятельности. И первым кто попал в поле его зрения, то тут и гадать не нужно было, это была та стройная официантка, которая уже раз, хоть и мысленно, могла послужить убеждающей причиной для его спора с Алексом и поэтому заслуживала такого пристального к себе внимания со стороны Секунда.

Правда Секунд умеет придавать значение не только внешней оболочке, но он без труда может заглянуть и глубже, и увидеть там то, что даже сама носительница этой привлекательной оболочки не всегда может увидеть. И видимо сейчас Секунд не отступил от этого своего правила и заглянул глубоко внутрь стройной официантки, а не как подумал Алекс, к ней под юбку – ну а что Алекс мог ещё поделать, когда столь выразительный, с прищуром взгляд Секунда, только так разумно объяснялся.

И хорошо, что Секунд не заметил этих смешливого характера перекатываний гримас лица Алекса, готового уже устыдиться за своего товарища, который так откровенно посылает сигналы этой официантке, а также ещё хорошо, что Секунд всё же очень вовремя отвернулся от официантки и не был ею замечен в таком нарушении её внутреннего пространства, за что можно и поплатиться, если это заметит её наниматель, управляющий заведения, Безмерный Рони. А этот Рони всегда и во всём любит быть первым, и пока стройная официантка его первого не обслужила, то нечего пялить свои зенки на её достоинства.

– Пожалуй, это будет слишком легко. – Вернувшись к Алексу, слишком туманно сказал Секунд. В результате чего Алекс мог себе надумать чёрт знает чего не уважительного по отношению к стройной официантке, а уж говорить о том, что Безразмерный Рони определённо будет задет всеми надуманными Алексом действиями Секунда, и вовсе будет лишним. Но пока Алекс повергает себя в шок своей, как оказывается, до чего же безнравственной фантазией, Секунд частично объясняет, что он имел в виду, говоря то, что он сказал:

– Она находится в подчинённом положении – она на работе, и это обязывает её на определённого характера поступки, и не даёт в полной мере продемонстрировать на ней возможности твоих будущих способностей.

– Так значит, главное, суметь подчинить человека? – вдруг спросил Секунда Алекс.

– Это слишком примитивно звучит. Хоть и частично верно. – Ответил Секунд и, переведя свой взгляд в сторону окна, вслед за собой втянул и Алекса посмотреть туда, во внешнее пространство, то есть на улицу.

Ну а там вроде бы всё по прежнему, туда-сюда снуют прохожие, соревнуясь друг с другом деловым видом, демонстрируя чрезвычайную занятость, что даже нет времени отвлечься от неё и посмотреть в глаза друг другу. И только в том случае они обращают друг на друга хоть какое-то внимание, когда кто-нибудь из них чересчур увлечется в этой гонке по игнорированию всех кроме себя, и наткнётся на вдруг неожиданно остановившуюся перед собой спину другого не меньше занятого собой и своими делами прохожего, или же, не видя ничего перед собой кроме экрана телефона, вон та, деловая леди, всё, что только можно проигнорирует, и зайдёт так далеко, что после таких касательно близких столкновений с чужой телефонной собственностью и накрахмаленной рубашкой какого-нибудь биржевого маклера, останется один только выход, подать на него в суд за неосмотрительного характера домогательства.

Между тем Секунд принимается комментировать происходящее на улице. – Вот посмотри на эту самую обычную картину обыденности существования человека в современном, высокотехнологичном мире. – Заговорил Секунд. – Мимо нас в единицу времени проносится сотни людей и вместе с ними миллионы их мыслей, большая часть которых возникла как ответная реакция на внешние раздражители. Как, например, вон у того, внешне недовольного, с зонтиком господина, с перекашивающимся с каждым шагом лицом. У этого господина, либо в больном зубе отдаётся каждый его шаг, либо его так нервно волнует его правый туфель с вылезшим гвоздём. И теперь он ни о чём другом не может думать, как о своём наболевшем. – И, пожалуй, всё это было так, по крайней в той части домыслов Секунда, где он утверждал, что этот недовольный чем-то тип, не мог ни о чём думать другом, кроме как о своём наболевшем. Но эта универсальная истина применима ко всем, так что если ты хочешь прослыть большим провидцем, то хотелось бы услышать что-нибудь по эксклюзивней. Что видимо и выражало лицо Алекса, чьё отражение в окне сумел приметить Секунд и быстро сделать для себя выводы: