Инна Тронина - Цинковая свадьба

А я шла рядом с тобой и Золотовым по скользкому асфальту, думала о пустяках. Например, о том, что нужно поздравить с Днем ангела двоюродную сестру Людмилу. Вчера нее был праздник, а я совсем забыла. Снова я увидела вокруг мигалки, облупившиеся щиты омоновцев, поливальные машины и колючую проволоку. И ты был рядом со мной. Но, в то же время, этот высокий человек в камуфляже, без шапки, с катающимися желваками на щеках, хмурый и сосредоточенный, казался мне чужим. Я вздрагивала и сквозь слезы, сквозь тающий снег смотрела на тебя, пытаясь понять, что же произошло в моё отсутствие.

Ты отослал водителя Сергея с Золотовым, а сам сел за руль «Кадиллака», Рванул по Кутузовскому проспекту, потом – по Можайскому шоссе. По той же дороге, где гнала я вчера, третьего апреля, бессознательно повторяя тот наш путь, когда в моей жизни все перевернулось. Ты не хотел ехать домой, не хотел откровенничать со мной в машине, даже наедине, без Сергея. Мимо кемпингов ты вывел лимузин за Кольцевую дорогу и остановился неподалеку от облетевшей рощицы. Выровнял дыхание, швырнул в канаву огрызок яблока и долго смотрел, как с мутного неба летит мокрый снег. Ветер трепал мокрые березки, а в стороне Москвы вспыхивали зловещие электрические зарницы. Я стояла рядом и ждала, судорожно втягивая дым сигареты; ждала и боялась, что ты заговоришь…

– Дарья, выслушай меня внимательно, хорошо? Только без истерик, даже без вопросов… Мне самому сейчас нелегко говорить. И скрывать от себя не считаю нужным, потому что мои дела касаются тебя напрямую. От родителей спокойно все скрою, а ты должна знать. Короче, я не стану платить, и пусть поищут средства в других местах. Желающие показать свою преданность всегда найдутся. «Банан» – «папик» самый сладкий, он без спонсоров не останется. Но на моей совести этого не будет…

Я слушала тебя и не верила своим ушам. То, о чем ты говорил, означало скорую смерть, и не только для тебя одного. Как при фотовспышке я увидела головки наших детей на подушках, склонившуюся над их кроватками маму. Даже Татьяну Леонидовну представила себе – всю в черном. И замерла от ужаса, поняв, что вижу будущее…

– Андрюшка, они же тебя сожрут! Не обостряй! Ты слишком долго жил по «понятиям», и сейчас для них «сукой» будешь! Изменником, понимаешь?!

– Да молчи ты, баба! Сказал – будет так, значит, будет!

Ты стоял передо мной – бешеный, с горящими глазами, чуть наклонившись вперед, как будто хотел ударить.

Я шарахнулась от тебя, еле удержавшись на ногах – так дрожали колени. Я не узнавала своего мужа; ты был похож на бьющегося в падучей фанатика. Смотрел на меня, как на врага, которого надо уничтожить.

И вдруг ты внезапно успокоился, примирительно улыбнулся, чем окончательно обескуражил меня. Я видела каждую черточку твоего свежего молодого лица, твои бездонные глаза, твой изящно очерченный рот, тень отрастающих усов на верхней губе.

Я задохнулась от страха и от изумления, когда в зыбком мраке увидела свечение над твоей головой, по контуру плеч. И в следующую секунду отвернулась, не в силах выдержать это видение…

– Я много сделал зла в своей жизни, но никогда не поступался внутренней свободой. Сейчас я должен перешагнуть через шкурные страхи, чтобы потом не презирать себя всю жизнь. Прости, Дарья, но ты сейчас можешь говорить мне все, что угодно, приводить любые доводы. Я все равно ничего не услышу. Он убедил меня в том, что правда там, в Доме…

– Кто убедил?.. – Я без сил опустилась на уголок заднего сидения машины.

– Спикер.

Я обмерла, сжала пульсирующую голову ледяными ладонями. А в следующий момент ясно представила себе маленького человека в черной, с белой полоской, рубашке, и с такими же черными глазами на совершенно белом лице.

– Получается, ты отправился уговаривать его сдаться, а он уговорил тебя сопротивляться. Конечно, твои возможности доставлять продукты и средства связи для него интересны. Наверное, он надеется на ходатайство видных бизнесменов перед властями… Но не нужно жертвовать собой, семьей из-за человека, которому ты, в принципе, безразличен…

– Важно, что он не безразличен мне.

Ты закурил, но не сразу погасил зажигалку, а долго смотрел на синеватый язычок пламени, трепетавший на пронзительном ветру.

– Я же говорил тебе, что мы были знакомы. Отец кое-что рассказывал. А сейчас я понял, из-за чего они сидят в этом Доме – без света, без воды, без пищи…

– Никогда не думала, что тебя можно так быстро перевоспитать. – Я попробовала усмехнуться, но лишь жалко скривила озябшие губы, с которых давно слезла помада. – Ты пробыл там не больше часа…