Игорь Кабаретье - Преступление в Гранд-опера. Том первый. Веер из Йеддо

– Верю вашим словам и надеюсь, что он меня не узнал.

– А Пребор с вами знаком?

– Он меня мог видеть в салонах, где я пела… но я… Я с ним никогда не общалась, но, когда вы его назвали по имени, я вспомнила, что мне он был представлен… на концерте у мадам маркизы де Брезе.

– Именно на этом концерте я имел счастье вас увидеть впервые.

– Вы очень добры, что обратили внимание на меня. И я тем более тронута вашим вниманием, что моё положение в свете довольно шаткое. Я там принята только в качестве артистки, и мне платят за то что я пою.

– Какое это имеет значение, так как воспитанием, разумом, сердцем… вы неоспоримо лучше всех тех дам, что занимают высокое положение в обществе! Впрочем, с вашим талантом вы вскоре станете звездой в театре.

– О! Я не сожалею о том, что отказалась от желания попытаться войти в этот круг. У меня нет никакого интереса к жизни, которую там ведут. Моё скромное существование меня вполне устраивает.

– И, – спросил Гастон, – одиночество, к которому вы осудили себя, не утомляет ли оно вас?

– Мой Бог! – весело ответила девушка, – я не утверждаю, что мой образ жизни представляет для меня идеал счастья, но я к нему приспособилась. Конечно, есть женщины счастливее меня. Но есть, также, и несчастнее. Послушайте! Я воспитывалась в пансионе с одной прелестной девушкой. Я её очень любила, и мы были привязаны друг к другу, хотя она была более взрослой, чем я. И что в результате! Сегодня у неё есть всё, о чём, казалось бы, можно мечтать – особняк, лошади, кареты….

– Прошу прощения, но мне кажется, что это не самое большое несчастье в жизни.

– Увы! Я об этом знаю только худшее. Моя подруга избрала плохую дорогу. После пансиона, где мы вместе учились, она стала учительницей, и пыталась начать взрослую жизнь, давая уроки. Но такой образ жизни её быстро утомил. Она была такой же сиротой, как и я… И такой же бедной… и в этом положении мужество оставило её, проявив к ней невнимательность, так что Жюли Бертье теперь зовётся Джулией д’Орсо.

Гастон вздрогнул, и мадемуазель Меркантур это ощутила, так как она шла с ним под руку, и они поднимались в пригород Сен-Онора, прижимаясь друг к другу, как двое влюблённых.

– Вы её знаете? – спросила Берта. – Да, конечно, вы должны её знать, так как вы живете в мире, где…

– Весь Париж её знает, – прервал девушку Дарки, – но вы, мадемуазель, не встречаетесь с ней больше, я предполагаю?

– О! Нет. Между тем, Жюли мне написала однажды, два года тому назад, просила меня об одной услуге. Я могла ей в этом помочь и пошла к ней. Она мне показала свои картины… Свои предметы искусства…. Бедная Жюли! Она оплачивает всю эту роскошь слишком дорого.

Дарки воздержался от того, чтобы возражать. Слишком большим счастьем для него было узнать, что мадемуазель Меркантур игнорирует, вольно или невольно факт его близкого знакомства с мадам д’Орсо, и он нисколько не старался её дополнительно проинформировать по этому деликатному вопросу.

Со своей стороны, мадемуазель Меркантур сожалела, возможно, о тех признаниях, что она только сделала, так как девушка замолчала, и разговор внезапно оборвался.

Это молчание позволило Дарки услышать отчётливый шум шагов, который уже некоторое время раздавался на тротуаре, сопровождая их беседу.

Первая мысль, пришедшая ему в голову, когда он их услышал позади, была о том, что это что Пребор передумал и решил последовать за ними.

Гастон резко повернулся и заметил на довольно большом расстоянии человека, чья походка не имела ничего общего с походкой смуглого ловеласа. Это был мужчина, передвигавшийся тяжёлым шагом и характерными для пьяного зигзагами. На нём, должно быть, были обуты тяжёлые сапоги, так как гвозди на их подошвах звонили по тротуару пригорода Сен-Онора, как удары молотком по колоколу. Так мог ходить только работяга-пьяница, возвращающийся домой после тяжёлого трудового дня и не интересующийся никоим образом парой, которая ему предшествовала.

Успокоенный увиденным, Дарки принялся размышлять над странностями парижской жизни.

В начале зимы, на музыкальном вечере у маркизы де Брезе он заметил красоту и талант молодой артистки, которая восхитительно пела итальянские арии. Он справился о ней и узнал, что она была из почтенной семьи, жила на средства от своего таланта, искусством, и была вполне добродетельна. Этот феномен его заинтересовал и Дарки стал устраивать свою жизнь, распорядок дней таким образом, чтобы как можно чаще восхищаться этим талантом.