Максим Шторм - Закон и честь. Часть вторая. Иллюзия закона

Генриетта до одури боялась его. Смерть… Если вдуматься, то смерть сама по себе не так уж и страшна. Все они смертны и рано или поздно костлявая придёт за каждым. Смерть всего лишь вечный сон, погрузившись в который, ты уже не проснёшься. Но смерть может быть разной. Причина, по которой тебе суждено преставиться, может быть до того жуткой, что при одной только мысли о ней начинаешь трястись от страха. Генриетта не сомневалась, что захоти Джек убить её, уж он то наверняка придумает ей настолько мучительную кончину, что и врагу не пожелаешь. Поэтому ночная бабочка боялась не смерти, она боялась его. Джека Попрыгунчика. Внушающий ужас маньяк был горазд на всякие мерзкие выдумки и это страшило более всего остального.

Вообще-то Генриетта не слышала, чтобы раньше Джек занимался похищением жителей столицы. Так что же заставило его изменить своим привычкам? А с другой стороны, кто его знает… Ежедневно в огромном городе бесследно исчезают десятки людей. И возможно, Джек имеет к этому не последнее отношение. Хотя взять и исчезнуть с улиц и из жизни родных и близких намного проще, чем может показаться. Достаточно найтись какому-нибудь свихнутому на всю голову психиатру. Или же и впрямь настоящему маньяку. Но девушка не видела особой разницы между Аткинсом и Прыгуном. В чём-то они даже похожи. А может, неуловимый преступник и директор центральной психиатрической лечебницы Столицы – это одно и то же лицо?!

Генриетта подумала, что её смелое, отчасти шокирующее предположение вполне имеет право на существование. А почему бы и нет? Ну и не беда, что внешне они совсем не похожи. Мало ли какими алхимическими препаратами способен воспользоваться врач уровня Аткинса, чтобы добиться настолько разительного изменения внешности. Внутренние то повадки у них практически один в один!

Так, за невесёлыми размышлениями тянулись минуты, грозя перейти в такие же томительные и растянутые часы. В холодных застенках было всё так же темно, тихо и холодно. Генриетта порядком замёрзла и оголодала. Вдобавок дико хотелось пить и писать. Причём одновременно. Девушка уже и не могла сказать, чего ей хочется больше… Но как, ни странно, страх немного отступил. И не то чтобы она смирилась со своей участью и покорно сложила лапки. Просто Генриетта решила, что даром изводить себя и трястись осиновым листочком ещё хуже. Лучше загнать страх как можно глубже, шикнуть на него. В нынешней ситуации следовало держать голову кристально чистой, а мысли трезвыми. Поэтому она хоть и тряслась, но вовсе не от страха. Она боролась и боролась успешно. По крайней мере, до той поры, пока вновь не увидит Джека. И тогда, как бы она не хорохорилась, а проблема с переполненным мочевым пузырём решится сама собой. Попрыгунчик кого угодно мог испугать своим видом.

Спустя ещё нескорое время Генриетте пришла в голову идея позвать на помощь. И почему она раньше до этого не додумалась? Но, почти сорвав в бесплодных попытках голос, девушка поняла, что её никто не слышит. По крайней мере никто из готовых прийти на выручку. А что, было бы совсем неплохо лицезреть приятную и радостную картину выбиваемой двери, и становления на пороге статного красавца-рыцаря, примчавшегося на зов заточённой в неволи прекрасной дамы… Генриетта вволю полюбовалась столь отрадной сердцу мысленной картиной, пока с проклятьями не вернулась к мрачной, тревожной и непредсказуемой реальности. Ага, прекрасный рыцарь, как же! Только и ждёт, чтобы выручить попавшую в столь дерьмовый переплёт глупую невезучую шлюшку! Наверно, стоит, бедолага, где-то поблизости и ждёт не дождётся воспользоваться столь редким и примечательным шансом.

Возвращаться на леденящий задницу пол во власть гуляющего сквозняка Генриетта не стала. Вместо этого она упрямо, закусив губу, нарезала строго ограниченные круги, диаметром не более трёх-четырёх шагов. Эта территория была досконально изучена и признана вполне безопасной. Непрерывная ходьба помогала отвлечься от периодически накатывающего отчаяния и здорово помогала согреться.

Обхватив себя попрёк туловища руками, и проклиная своё легкомысленное, не по сезону отрытое платье, девушка шагала и шагала, беззвучно бормоча под нос отборные ругательства. Что-то, а крепких словечек и выражений за проведённые на дне столицы месяцы она нахваталась предостаточно. От столь рутинного занятия её оторвал раздавшийся за дверью шорох. Генриетта встала как вкопанная, прикипев заблестевшими глазами к угадывающемуся в сумраке деревянному прямоугольнику. Что это было? Ей послышалось или же снаружи действительно раздался какой-то скребущийся звук? А может, это крысы?